Кот, который гуляет со мной - Татьяна Веденская

– Переигрывайте! – крикнула Вероника.

– С чего бы? – возмутился Брагин. – Не собираюсь. С чего я должен переигрывать, если я четко видел, что там не было аута?! Там было касание линии.

– Ладно, все! – крикнул Саша и перебросил воланчик на другую сторону поля. Вопрос с аутом или неаутом был решен, и последнее очко разыграли за несколько секунд. Саша отбил подачу Брагина, но следующий смеш отбить не сумел, волан задел сетку и упал на Сашиной стороне корта.

– Ну вот, – воскликнула Вероника с досадой. – Сашка, ну нечестно же. Ведь врет он…

– Да брось ты, – покачал головой тот, подавая руку Брагину. Тот смотрел на Сашу, довольный, улыбаясь из-под очков. Выигрывать любят все. Какой бы ни была цена.

– Ну что, до новых встреч? – Покровительственный тон Брагина взбесил всех. Саша хлопнул его по ладони и отвернулся, отошел к нам.

– Но почему? – возмутилась я.

– Чего уж там, – усмехнулся Саша Гусев легко. – Ты как, Ромашка? Хочешь, пошли поиграем. Покажу тебе, как высоко-далекие бить.

– Нет, Саша. Нет. Лучше скажи мне, почему ты дал себя оболгать?

– Ты об этом волане? – усмехнулся он. – Да ерунда. Если б я лучше играл, одно очко меня бы не убило, понимаешь? На балансах и на бровях – это все лотерея.

– Нет, я о работе. Ты ведь не имеешь никакого отношения к этим восьми миллионам, верно?

– Это ты почему так решила? – остановился он и посмотрел на меня с подозрением. – Все считают, что я имею отношение ко всему. Что я вор.

– Ага, а этот твой Брагин считает, что там не было аута. Только аут был, я сама видела его, я только растерялась и не успела ничего сказать. И ты тоже видел. Верно? – Сашино лицо стало серьезным, будто он стоял не здесь, в спортзале, а перед судом присяжных.

– Я не стал ввязываться в свару из-за какого-то жалкого аута, и ты на этом основании делаешь вывод…

– О чем спорим, братцы-разбойники? – спросил невесть откуда возникший мой благородный идальго. Я не отвела взгляда, я так и смотрела Саше в глаза, и вдруг поняла, как отчаянно мерзко и больно ему было все эти дни – совершенно одному.

– О том, как очистить Сашино имя и найти того, кто спер деньги, вот о чем мы тут спорим, – отчеканила я, доставая из сумки ракетку.

– Ну, все, Ромашка, теперь тебя не остановить, – вздохнул Гусев. Они с Игорем обменялись загадочными, я бы даже сказала, таинственными взглядами и оба дружно, не сговариваясь, кивнули.

Мы проехали мимо одинокого и грустного картонного полицейского, охранявшего Профсоюзную улицу. Новое время, новые страшилы для совершенно других ворон. Под Новый год этих красивых, с желтым оперением, картонных дорожных пугал было много, их понаставили чуть ли не на каждом повороте, но они чем-то понравились народу, и большую их часть утащили. Зимой на даче у Машки Горобец, вернее, на участке недалеко от ее домика, я видела одного такого, он там был вроде новогодней елочки, вокруг него счастливые дачники организовали весь свой дворовый дизайн. Подозреваю, что и многие другие картонки в погонах кончили тем же, но этот, на Профсоюзной, стоял, как стойкий оловянный солдатик. То ли место слишком хорошо просматривалось, то ли скорость пролетающего мимо него потока была слишком быстрой – но никто его не спер, и он стал чем-то вроде стихийного указателя. Своей картонной палочкой он указывал как раз в сторону того места, куда я хотела добраться.

– Давай завернем за пугалом, – предложила я. – Там есть одно кафе, где можно спокойно посидеть и поговорить.

– Я не уверен, что это такая уж хорошая идея, – возмутился Апрель, поворачивая в кафе. Как правильно заметил Гусев, меня было уже не остановить, и два человека, меньше всего желавшие оставаться в обществе друг друга, теперь были вынуждены мириться со взаимным присутствием – ради меня.

– Пусть это будет на моей совести, – успокоила я его. – Она у меня переживет, она у меня резиновая.

– Это-то и пугает. Фая, вся эта история с аутом и невиновностью твоего Гусева… Тебе не кажется все это немного притянутым за уши?

– За чьи?

– Что за чьи? – опешил он.

– За чьи уши? И вообще, ты слышишь, что все время называешь Сашу «моим Гусевым»? Правда, справедливости ради надо заметить, что он называет тебя «моим психиатром», так что в какой-то степени вы с ним квиты.

– Эй, здесь паркуемся, что ли? – «Мой Гусев» вылез по пояс из открытой водительской двери следующей за нами машины и задумчиво смотрел на нас. Игорь пожал плечами, а я активно задергала головой и замахала руками, показывая «моему Гусеву», куда поставить машину.

– Я чувствую себя, как будто меня взяли в заложники, – признался Апрель, закрывая машину и нажимая на брелок сигнализации. Я знала, для него мое откровение таковым не являлось, но он пообещал – ради моих «теплых чувств» к нему – поверить мне авансом. А я – я точно знала, что Саша ничего не брал. Как бы он себя ни вел, что бы ни говорил и как бы подозрительно ни молчал.

– Зачем ты признался? – спросила я его, когда мы уселись за дальним столиком небольшого семейного кафе с весьма провокационным названием «Менуа». В этом кафе хорошо было то, что в него почти никто не ходил, несмотря на то, что тут подавали весьма неплохие хинкали. Может, название отпугивало, а может, полицейский-страшила. Тут было тихо и тепло – все, что нам нужно.

– Я не признавался, – ответил Гусев после долгой паузы. Он листал меню так, словно выбор из пяти видов хинкали был для него непомерно трудным.

– Как же тогда тебя уволили?

– Я написал заявление, – бросил он коротко. Игорь посмотрел на меня, выразительно вытаращив глаза. – И что? – Гусев повернулся к Игорю. – Это ничего не доказывает.

– Это почти равносильно признанию, – покачал головой Игорь.

– Почему ты не стал бороться? Почему написал это чертово заявление? Почему не попытался найти настоящих виновных?

– А ты думаешь, мне дали бы? – взбесился вдруг Саша. Официант, подошедший к нам с блокнотом и карандашиком, развернулся и ретировался так быстро и с таким «заносом», что я с трудом сдержалась, чтобы не захихикать. – Никто мне ничего не объяснил. Принесли какие-то бумажки, спросили, моя ли подпись, потом притащили документы про квартиру, спросили про какие-то деньги, а потом…

– Потом начали допрашивать, где и как, с кем и зачем, да? – подхватил Игорь.

– Представь себе, нет! – воскликнул Саша. – Начали выяснять, куда я дел остальное. Так вот! Остальное. Сказали, что мои подписи стоят на актах, что я чуть ли не в списках учредителей какой-то фирмы. В общем, наговорили много разных слов. Я и половины не понял.

– Как это – в списках учредителей? Питерской фирмы, что ли? – спросила я.

– Какой еще питерской фирмы? – Гусев сфокусировал взгляд на мне. – Ты знаешь, о какой фирме идет речь?