На дне. Дачники - Максим Горький

Марья Львовна (из леса). Нет, я пешком.

Варвара Михайловна (протягивает Шалимову цветок). Хотите взять?

Шалимов (с поклоном и улыбкой). Благодарю вас. Я ревниво храню цветы, когда мне дают их так дружески просто. (Влас в лесу направо: "Эй, сторож, где вторые весла?") Он будет лежать, ваш цветок, где-нибудь в книге у меня... Однажды я возьму эту книгу, увижу цветок - и вспомню вас... Это смешно? Сантиментально?

Варвара Михайловна (негромко, опустив голову). Говорите...

Шалимов (пытливо заглядывая ей в лицо). А должно быть, вам очень тоскливо среди этих людей, которые так трагически не умеют жить.

Варвара Михайловна. Научите их жить лучше!

Шалимов. Во мне нет самонадеянности учителей... Я - чужой человек, одинокий созерцатель жизни... я не умею говорить громко, и мои слова не пробудят смелости в этих людях. О чем вы думаете?

Варвара Михайловна. Я? Есть такие мысли... они отталкивают от людей... их надо убивать в зародыше...

Шалимов. И тогда ваша душа будет кладбищем... Нет, не надо бояться, что отойдешь от людей... Поверьте мне, в стороне от них - воздух более чист и прозрачен, всё яснее, всё определеннее...

Варвара Михайловна. Я понимаю вас... и мне так грустно, как будто кто-то очень близкий мне - неизлечимо заболел...

(На правой стороне шумят.)

Шалимов (не вслушиваясь в ее слова). Если бы вы поняли... как искренно я сейчас говорю!.. Вы не поверите мне, может быть, но я все же скажу вам: перед вами мне хочется быть искренним, быть лучше, умнее...

Варвара Михайловна. Спасибо вам...

Шалимов (целуя ее руку, волнуясь). Мне кажется, что, когда я рядом с вами... я стою у преддверия неведомого, глубокого, как море, счастья... Что вы обладаете волшебной силой, которой могли бы насытить другого человека, как магнит насыщает железо... И у меня рождается дерзкая, безумная мысль... Мне кажется, что если бы вы... (Он прерывает свою речь, оглядывается. Варвара Михайловна следит за ним.)

Варвара Михайловна. Если бы я?.. Что?

Шалимов. Варвара Михайловна... Вы... не посмеетесь надо мной? Вы хотите, чтобы я сказал?..

Варвара Михайловна. Нет... Я поняла... Вы не очень ловкий соблазнитель...

Шалимов (смущенно). Нет, вы не поняли меня!.. вы...

Варвара Михайловна (просто, грустно, тихо). Как я любила вас, когда читала ваши книги... как я ждала вас! Вы мне казались таким... светлым, все понимающим... Таким вы показались мне, когда однажды читали на литературном вечере... мне было тогда семнадцать лет... и с той поры до встречи с вами ваш образ жил в памяти моей, как звезда, яркий... как звезда!

Шалимов (глухо, опустив голову). Послушайте... не надо! Я извиняюсь...

Варвара Михайловна. Задыхаясь от пошлости, я представляла себе вас - и мне было легче... была какая-то надежда...

Шалимов. Надо быть великодушной... надо понимать...

Варвара Михайловна. И вот вы явились... такой же, как все! Такой же... Это больно! Скажите, что с вами случилось? Неужели невозможно сохранить силу своей души?

Шалимов (возбужденно). Позвольте! Почему вы применяете ко мне иные требования... иные мерки, чем вообще к людям?.. Вы все... живете так, как вам нравится, а я, потому что я писатель, должен жить, как вы хотите!

Варвара Михайловна. Не надо так говорить! Не надо! Бросьте мой цветок!.. Я дала его вам - прежнему, тому, которого считала лучше, выше людей! Бросьте мой цветок... (Быстро уходит.)

Шалимов (глядя вслед). Черт возьми!.. (Мнет цветок.)

Ехидна. (Нервно вытирая лицо платком, идет туда же, куда прошла Варвара Михайловна. Дудаков и Ольга быстро идут из леса с левой стороны.)

Замыслов (в лесу поет). "О ночь, поскорее укрой..."

Юлия Филипповна (вторит). "...Прозрачным твоим покрывалом..."

Влас (в лесу). Да садитесь же!

Дудаков. И вот... мы едва не опоздали...

Ольга Алексеевна. Я так устала! Милый мой Кирилл... ты не должен забывать этот день...

Дудаков. А ты... своих обещаний... быть более сдержанной...

Ольга Алексеевна. Друг мой! Я так рада... теперь наша жизнь будет светлее...

(Проходят. Пустобайка с корзиной выходит с правой стороны и ищет чего-то глазами на земле.)

Пустобайка. Ишь, как нахламили везде... Только хлам да сорье и остается после вас... Только землю портите!.. (Уходит налево.)

Юлия Филипповна (в лесу). Кого еще нет?

Соня. Мама, ау!

Басов. Ау, мамаша!

Марья Львовна (выходит с левой стороны, лицо у нее усталое, растерянный взгляд). Я здесь, Соня!

Соня (выбегает). Едем, мамашка, едем!.. Но что с тобой?

Марья Львовна. Ничего... Я пойду пешком... Иди, скажи, чтобы не ждали меня. Иди...

Соня (отбегая в сторону и приставляя руки ко рту, кричит). Не ждите нас, поезжайте! Мы пешком... Что? До свиданья!

Двоеточие (из леса). Устанете!

Соня. Прощайте!

Марья Львовна. Почему ты не поехала с ними?

Соня. Потому, что осталась с тобой...

Марья Львовна. Ну, идем...

Соня. Нет, мы посидим... Ты в меланхолии, мамашка? Милая моя мамашка! Садись... вот так. Дай мне обнять тебя... вот так... Ну, говори теперь, что с тобой?

(Из леса доносятся шум, смех, выделяются громкие возгласы.)

Юлия Филипповна (из леса). Не качайте лодку!

Замыслов. Нет, не надо петь!.. Пускай играют.

Басов (оттуда же). Музыка, вперед!

(Слышно, как настраивают гитару и мандолину.)

Влас (из леса). Отчалили!..

Марья Львовна. Соня!.. Дочка моя! Если бы ты знала!..

Соня (просто). А я знаю!

Марья Львовна. Ты ничего не знаешь!..

Соня. Мамочка моя! Помнишь, - когда я, маленькая, не понимала урока и ревела, как дурочка, ты приходила ко мне, брала мою голову на грудь себе, вот так, и баюкала меня. (Поет.)

Баю, баюшки баю,

Баю мамочку мою...

Мне кажется, что теперь ты не понимаешь урока, моя мама... Если ты его любишь...

(Двоеточие хохочет.)