Смерть и приключения Ефросиньи Прекрасной - Ольга Арефьева

В тот день, когда хоругвь была дошита, она полностью ослепла, и они в первый раз прикоснулись друг к другу всей кожей. Она даже забыла сообщить об окончании работы настоятелю. Настоятель тоже не вспомнил о заказе — он был болен, с трудом достаивал литургию до конца, ходил, опираясь об алтарь, и уже видел лик Бога не на иконах, а в сияющих кругах перед помутненными глазами. Через некоторое время старенький священник умер, нового долго не присылали, богомольные старушки собирались сами по воскресеньям вычитывать часы. Потом приехал молодой священник — выпускник семинарии, закрутился с ремонтом, и так получилось, что о хоругви никто больше не вспомнил. Она осталась пылиться и занимать половину комнаты, в которой Улита и Северин больше не могли оторваться друг от друга.

Что такое любовь

Она увидела его тело как шевелящуюся звездную сферу, потом свое — как сплетение точек, узлов и протоков. Они соединились всеми поверхностями, став общим человеком, знаменателем Бога. Его точки приникали к ее точкам, и она ощущала, как между ними образуются ручейки — вроде ветра или жидкого света. Они обнимали друг друга всем, что у них есть. Внутренности стали общими, система кровообращения замкнулась на двоих.

Она увидела себя во многих измерениях, обняла его всеми телами. Свернулась в нем как улитка, вывелась из гнезда как птица, зазвучала как песня и прочиталась как книга. Они были стариками и эмбрионами, людьми и животными, горами и травами, и не существовало «можно» и «нельзя».

«Вот что такое любовь», — услышала она от Бога, который проходил мимо в плаще из хоругви.

Дежавю

Пирожки с буквами

Их тела вписывались одно в другое множеством кривых, идеально совпадающих при самых разных положениях.

Когда они занимались любовью, то выпадали в новое, отдельное измерение. Пролюбившись с Северином с осени по осень, Улита никак не могла вспомнить, куда подевался год и почему она ничего не стала успевать.

Она причесывала его длинные темные волосы вслепую, то заплетая в косы, то раскладывая прядями по плечам. Она не могла любоваться его прекрасным телом, обрамленным волосами длиной почти до колен, но чувствовала каждую клетку его кожи. День за днем они открывали друг друга, их тела расцветали как летние луга, составляя чувство из мозаики бесчисленных ощущений.

По ночам они разговаривали губы в губы — ей казалось, она глотает его слова. Она вспомнила маму, которая в раннем детстве пекла ей малюсенькие пирожки с буквами. Ей захотелось поесть не только слов, но и мелодий, и она попросила его спеть колыбельную. Мелодии на вкус оказались слаще и мягче слов, но слова были более острыми и пряными. Слова проникали глубоко в тело, потому что были направлены прямо и только в нее, а песни — во весь мир и в нее в том числе.

Он пел ей и читал вслух, а она слушала, шевеля губами. Она обсасывала слова, как рыбьи хребты, наслаждаясь сочленениями звуков и смыслов, выгрызая полужидкие и солененькие гласные из твердых и мягких согласных. Она ела тексты, полупережеванные его чтением. Она полюбила литературу на вкус, а еду на слух. Слушая, как побулькивает в котелке каша или плещется похлебка, она уже знала, какими они получатся. Если она резала хлеб, то его звук был почти что вкусом. Прикасаясь к предметам, она почти поглощала их — так наслаждалось ее осязание оттенками гладкого и шероховатого, шелковистого и бархатного, теплого и прохладного.

Когда его тело оказывалось у нее в руках, она слышала его кожу, все ее волоски и изгибы и перетекания. Он был гладкий на спине, пупырчатый ниже нее, мохнатый в теплых уголках, тонкий внутри сгибов конечностей, колючий на подбородке. Улита всегда могла определить, к какому месту прикоснулась, подробно чувствуя адрес каждого своего послания. Она могла бы прочитать по его телу все его тайны, но хотела оставить что-нибудь неизвестным. Северин и сам был готов рассказать ей всё что угодно из своей жизни: сны, страхи и детские стыдные фантазии, свой опыт с женщинами и его горечь. Они искали, из-за чего бы им поссориться, но решительно всё друг в друге им нравилось.

Вилка с розеткой

— В тебе ровно столько женщины, сколько во мне мужчины. В моем женском есть мужское, в твоем мужском есть женское. Когда моя женщина встречается с твоим мужчиной, мой мальчишка встречается с твоей девчонкой. У вилки с розеткой два конца и две дырки.

Так говорила Улита.

— Мне нравится моя внутренняя женщина. А ей нравится твой внутренний мужчина.

Так в ответ говорил Северин.

Он стал жить с завязанными глазами, и женщины перестали влюбляться в его лицо. Двое, понимавшие друг друга наощупь, родили детей и были абсолютно счастливы. С детьми возилась няня, толстая женщина с огромной грудью. «На чужом счастье несчастья не построишь», — говорила она благодушно, и лишь иногда алчный взгляд напоминал, кем она была раньше. К счастью, слепые этого не видели.

Про хоругвь наконец вспомнил правящий архиерей и вручил ее на 70-летие патриарху. Теперь она украшала главный храм страны. Улите дали пенсию от церкви и квартирку от государства в зеленом месте городка, а летом они жили всей семьей в ее старом деревенском доме. У них с Северином никогда не переводились деньги и дети. Христос, смотревший теперь с хоругви глазами Улиты, видел ее нужды раньше нее.

Животное с двумя телами

«Человек есть животное с двумя телами. Они неполноценны друг без друга, и хотя способны к выживанию по отдельности, таковая жизнь безрадостна и подчинена поиску пары. Соединяясь, два тела образуют единого человека, но, по Божьему промышлению, ненадолго. Всё же это короткое время животное ощущает наслаждение целостностью, что придает раздельному существованию смысл и динамику. Притяжение двух тел увеличивается со временем, при объединении приходят облегчение и радость, затем наступает разлука, и тела животного снова набирают стремление друг к другу. Таким образом, спады сменяют подъемы — как и во всей природе чередуются день с ночью, теплый сезон с холодным, цветы с плодами и жизнь со смертью. Соединение двух тел человеческого животного происходит посредством встречи телесного ключа с телесным замком. Одно из двух тел человеческого животного, обладающее ключом, зовется мужским телом, или попросту мужчиной. Другое, всегда называемое позже, содержит в себе замок и именуется женским телом, или женщиной. Как ключ без замка, так и замок без ключа по отдельности не имеют никакого смысла и обретают его лишь при соединении одного с другим. Но и ключ с замком не имеют смысла без двери, как дверь не имеет смысла без дома или иного замкнутого пространства. Что это за двери и куда они ведут — еще предстоит понять, ибо никто их не видал телесным зрением и не исследовал телесным осязанием. Из чего следует, что не в материальном видимом мире они пребывают, но в постигаемом умом и интуицией, а также теми органами чувств, кои не имеют названий. Ситуация усложняется тем, что человеческие животные обитают на земле в изобилии и большой перемешанности.