Слово в пути - Петр Вайль

На Соборной площади, за спиной памятника основателю города князю Даниилу Галицкому, — бернардинский храм Святого Андрея с польским белым орлом и литовским всадником на фасаде. Здесь в 1604 году Гришка Отрепьев, первый Лжедимитрий, венчался с Мариной Мнишек — перед походом на Москву. Тогда храмовый интерьер был строже, это потом он превратился в некий музей деревянной скульптуры — 17 алтарей, более 300 золоченых изображений: такой пышно сти поискать хоть бы и в Риме. Не зря имя зодчего — Павел Римлянин: Паоло Романо, конечно.

И в Риме не найти такого барочного апофеоза, как часовня Боимов, притаившаяся возле кафедрального собора. Построенное в XVII веке по завещанию бургомистра Юрия Боима, это сооружение — вроде бы архитектура, но по ощущению — предмет интерьера, резная шкатулка, предназначенная для пристального разглядывания.

Барокко гуляет по Львову, распространяясь от центра к окраинам, взбираясь из низин на холмы, взлетая на высокую (321 метр) гору — к собору Святого Юра, главной святыне греко-католиков.

Но прежде есть смысл задержаться у подножия горы, посмотреть на Львовскую политехнику — здание фешенебельное, не хуже монументального здешнего университета, а внутри даже поинтереснее. Чего стоит в актовом зале живопись Яна Матейко и его школы: например, картина, на которой от поцелуя Огня и Воды рождается мальчик Пар. Нам бы в школе такие наглядные пособия.

Политехника находится на улице Степана Бандеры, и мимо этого имени на Западной Украине не пройти. Неподалеку, в городке Стрые, стоит памятник Бандере — возле гимназии, где он учился. А осенью 2007 года открыли памятник и во Львове.

Имя Бандеры стало нарицательным ругательством в СССР — поработало и звучание: хотя «бандера» означает «знамя», по-русски неизбежно слышится «бандит». Фигура эта, мягко говоря, неоднозначная. Крови на Бандере много, и в наши дни с ним разбирался бы Гаагский трибунал. Но все-таки стоит знать, что он, тешивший себя, подобно генералу Власову, надеждой оказаться с независимой Украиной и без Сталина и без Гитлера, сидел в лагере германских нацистов три с половиной года — с июня 41-го до конца 44-го — в прискорбно известном Заксенхаузене, что два его родных брата, Олекса и Василь, погибли в Освенциме. Убит Бандера был в 1959 году в Мюнхене (выстрелом в лицо капсулой синильной кислоты) Богданом Сташинским — бывшим членом Организации украинских националистов, завербованным агентом КГБ (в 2005 году экс-председатель КГБ СССР Крючков сказал: «Убийство Степана Бандеры было одним из последних устранений КГБ насильственными методами нежелательных элементов»).

Почти за два с половиной столетия до этого пытался лавировать между Петром и шведским Карлом XII гетман Иван Мазепа — во имя все той же украинской незалежности. Мазепу несправедливо, но чеканно запечатлел предателем Пушкин — еще успешнее, чем советская пропаганда Бандеру: лишнее подтверждение того, что художественный образ всегда убедительнее исторического.

Впрочем, живем мы не в литературе, а в истории — и знать бы ее надо. Например, такой исторический факт: Львов в 1939 году брали советские войска по согласованию с нацистскими. Советские части в ночь на 21 сентября сменили под Львовом союзнические, в то время германские. Примечательная деталь: как говорят в одном южноукраинском городе, «на минуточку».

Все это формирует сложный львовский миф — перекрестка истории. Он не разгадывается, но нащупывается, ищется в глубокой древности. Даже не в истории, а в географии, в геологии.

Вычислено, что как раз подо Львовом — если быть точным, под костелом Святой Елизаветы — проходит водораздел Балтийского и Черноморского бассейнов. То есть все воды к северу отсюда текут в Балтийское море, все к югу — в Черное. Как с восторгом пишет Юрий Андрухович, «в этом можно усмотреть знак «водораздела» — город исповедует сразу несколько культур, целиком не принадлежа ни одной из них». И то сказать: австрийское влияние (золотой век — часы бабцi Аустрii, времена бабушки Австрии), польское (до 1772 года и между Первой и Второй мировыми), русское (после 39-го и до 91-го). А ведь еще евреи (которые составляли почти треть населения), армяне (целый район с прекрасной церковью в центре города). Сами украинцы, наконец.

…Но пора подниматься на гору, к собору Святого Юра, на фасаде которого — статуи святого Афанасия и, конечно, святого Льва. Это — Пинзель.

Если Саломея Крушельницкая — аналог драматической судьбы Львова в ХХ веке, то Иоанн Георг Пинзель — львовский миф в чистом виде.

Миф — то, что не имеет разгадки, во что нужно просто верить и восхищаться. Таинственна судьба этого выдающегося мастера позднего барокко. Ничего толком не известно о Пинзеле. Ясна только дата смерти — 1761 год. Есть большие сомнения даже в точности его имени. Неизвестно, откуда он родом, как и когда именно появился во Львове, что и где делал до тех пор. В костеле Клариссок — за бернардинским монастырем — музей, где собраны скульптуры Пинзеля по разоренным и заброшенным церквам Галиции: в Бучаче, Годовице, Городенке, Лопатине, Маринополе.

Опять-таки непонятно, почему скульптор такого класса много работал в мелких городках и в селах — в «собачьем задупье» (оказывается, позволяет себе иногда «соловьиная мова»). А класс — высочайший: такими скульптурами, как «Жертвоприношение Авраама» или «Самсон, разрывающий пасть льву», гордились бы лучшие музеи мира. Как точно указывает исследователь его творчества, культуролог Тарас Возняк, главный редактор превосходного журнала «I» (с двумя точками — что-то вроде русского «й»), нет сомнения в знакомстве Пинзеля с итальянскими образцами — в первую очередь со скульптурой Микеланджело. По степени страстности, экстатичности — конечно. Пинзель работал в основном по дереву, и Возняк остроумно замечает, что он был, может быть, из славян, для которых дерево — естественный скульптурный материал.

Следует обязательно добавить к Микеланджело и лидера итальянского барокко Лоренцо Бернини: по темпераменту и виртуозности они с Пинзелем — родня. И немцев Высокого Возрождения — Тильмана Рименшнайдера и Файта Штоса, которые чаще всего творили как раз из дерева.

Вся Европа — смесь и эклектика, скрещения и гибриды народных, языковых, культурных, государственных судеб. Западная Украина, сужая — Галиция, еще сужая — Львов — суть подлинные полигоны этого поразительного эксперимента, длящегося столетиями. Подобно скульптору Пинзелю, потаенно и уверенно сумел вобрать разнообразные европейские достижения город Львов.

В Закарпатье — два временных пояса. Официально — украинский: на час к западу от Москвы. Обиходно — центральноевропейский: еще на час дальше. Так и живут. Самое поразительное — так и жили. Этот порядок удивительным образом держался и в советскую эпоху. В селе Заречье (Зарiччя) Иршавского района сидим в гостях у семьи Васько. Иван Андреевич рассказывает, как его в начале 80-х зачем-то вызвали в райцентр в милицию, и он пришел, как в повестке сказано, в 9:00, а там орут: на два часа опоздал. «Так вовремя же, сейчас девять. — Одиннадцать уже, — тычут в циферблат, — по московскому времени. — А я не в Москве живу, в Закарпатье». И ничего, проглотили. «Не знаю где как, — говорит Иван Андреевич, — но у нас из села ни одного милиционера, ни одного партработника не было».