Охотники за облаками - Алекс Шерер

Он отличался от остальных. Я не сразу понял, чем именно. В отличие от Дженин и взрослых, на его лице не было шрамов. Но это вскоре должно было измениться. И как выяснилось, именно поэтому они догнали наш корабль.

Охотники за облаками обычно не тратят время на пустые разговоры, когда нужно работать. Другое дело – в мертвый сезон или на постое в порту. Там они могут расслабиться, собраться вместе и обменяться новостями и байками.

Но иногда, даже когда работа в самом разгаре, обычаи и ритуалы требуют к себе внимания. Работа работой, но традиции берут свое.

Кранцы их судна заскрежетали о наши, когда корабли пришвартовались друг к другу. Мы бросили якоря, после чего возник небольшой спор, кто взойдет на чей борт, ведь роль хозяина сейчас была почетнее роли гостя.

Однако когда Эльдар сообщил, что остановил нас, потому что им нужны «Свидетели» (с большой буквы, потому что именно так произносил это слово Эльдар, заглавными буквами и напыщенным тоном), Карла и Каниш согласились, что подняться на борт их судна следует нам. Что мы и сделали.

Там меня поприветствовали с вежливой отстраненностью. Дженин объяснила, кто я такой и почему меня взяли в эту поездку. Эльдар и его жена заварили зеленый чай и, разлив его по пиалам, предложили всем собравшимся. Я сделал глоток, но чай был отвратителен на вкус, и я стал оглядываться, выжидая момент, чтобы вылить его за борт.

Они немного побеседовали, обсуждая погоду, торговлю, цены на воду и места, где нынче лучше всего искать облака. Они обсудили общих знакомых – кто родил, кто женился, кто заболел, кто умер. Но ни слова не было сказано ни о Запретных Островах, ни о суде над отцом Дженин, ни о вендетте. Это было личное, внутрисемейное.

Наконец они добрались до насущного вопроса.

– Значит, сын у тебя уже совсем взрослый, – сказал Каниш.

– Уже три дня как, – ответил Эльдар. – Вы первые охотники на нашем пути, кто мог бы засвидетельствовать – если вы нам не откажете.

– Разумеется, – кивнул Каниш. – Это честь для нас.

Я пока не понимал, что происходит, но начинал догадываться. И мои догадки подтвердились, когда я заметил растущее беспокойство на лице сына Эльдара. Он был похож на человека, которому вот-вот должны вырвать зуб, и он старается вести себя так, будто его это совершенно не пугает. Только выходило у него не слишком убедительно.

Мальчика звали Ален. Он стоял у штурвала вместе с Дженин и разговаривал с ней. Она вроде бы что-то ему объясняла, указывая на свое лицо. Пальцами она повторяла рисунок своих шрамов.

Его мать поднесла ему пиалу с чаем. Перед этим она откупорила пузырек бесцветной прозрачной жидкости и вылила его содержимое в чай. Вероятно, какое-нибудь обезболивающее, чтобы на некоторое время усыпить его нервные окончания.

Они еще о чем-то поговорили, но похоже, все просто выжидали, когда начнет действовать лекарство. Потом с разговорами было покончено. Эльдар вышел на середину палубы и с некоторой театральностью провозгласил:

– Друзья! Свидетели…

Он замолк для драматического эффекта, как актер на сцене.

– Они считают, что для тебя огромная честь присутствовать здесь, – прошептала мне Дженин. Но лично мне казалась сомнительной такая «честь».

– Ален…

Эльдар жестом подозвал сына, и тот встал под мачтой рядом с отцом.

На палубе стояла жаровня, на которой лежал узорчатый нож с мозаичной рукоятью. Лезвие ножа покоилось на раскаленных углях.

– Друзья, – повторил Эльдар, – сегодня наш сын становится мужчиной. Совсем как ваша собственная дочь, – обратился он к Карле, – уже стала женщиной и ступила во взрослую жизнь.

В знак согласия все горячо закивали.

– Сегодня, – продолжал Эльдар, – наступает пора оставить позади детскую беспечность и осознанно взглянуть в будущее, которое ждет впереди. Вступить в ряды единомышленников, в наше охотничье братство– и да будет это засвидетельствовано нашими друзьями и соседями, которые почтили нас своим присутствием. И приглашенным чужаком, – это он обо мне.

Карла и Каниш снова закивали и стали отнекиваться, что они вовсе никого не «почтили», и напротив, что это для них честь быть приглашенными на такое важное и памятное событие.

Потом Ален откинулся на мачту и поднял голову, глядя в небо.

Его отец потянулся к жаровне и взял нож. Остро заточенное лезвие горело красным огнем.

Младшая сестра Алена расплакалась. Мать взяла ее на руки. Младенец крепко спал, посапывая в колыбельке.

Ален закрыл глаза. Его отец опустил клинок в чашу с водой. Вода зашипела, и от чаши повалил пар.

– Мужайся, Ален, – раздался голос его матери.

Потом она посмотрела на мужа, как бы говоря: «А ты будь осторожен и не ошибись».

Эльдар приступил к делу.

Он взял нож и поднес его к лицу своего сына.

– Не шевелись, – тихо предупредил он. – Стой смирно…

Он вжал острие ножа в левую щеку сына, почти у самого глаза, так что надрез проходил буквально между нижних ресниц.

Ален поморщился, но промолчал. Он стиснул зубы. Его отец медленно и с хирургической точностью провел лезвием вдоль по щеке до самого рта. В прорезанной ножом дорожке проступила красная кровь, будто не ножом, а кистью он рисовал эту линию. Однако рана на глазах становилась рваной, а капли крови расползались пятнами и уже струились по его лицу.

Но Ален продолжал молчать и не проронил ни звука. Он стоял, зажмурившись и стиснув зубы, пока его отец споласкивал окровавленный нож в чаше с водой. Затем он поднес острие к нижнему правому веку мальчика и повторил то же самое, вырезая на красивом – приходилось признать – лице второй глубокий, страшный рубец.

«Как ты можешь? – думал я. – Как ты можешь делать такое со своим родным сыном?»

Но я понимал, что для Эльдара куда более страшным преступлением было бы не сделать этого, проигнорировать церемонию инициации своего сына, его вступления во взрослую жизнь. Оставить его без шрамов означало бы исключить его из собственной семьи, своими руками превратить в неприкаянного изгоя без роду и племени.

И все-таки казалось ужасно жестоким клеймить собственных детей и подставлять их под этот острый, непреклонный нож.

Теперь Ален весь был в крови. Казалось, что он плакал кровью, и крупные красные слезы градом катились у него из глаз. Кровь капала с его лица на голую грудь и стекала до самого пояса.

– Готово, – сообщил Эльдар. – Дело сделано.

Ален открыл глаза. Он даже улыбнулся.

Мать дала ему полотенце, чтобы вытереть и остановить кровь, и принесла чашку, в которой была мазь из каких-то пахучих трав.

С радостью и гордостью Эльдар обнял сына. Каниш, Карла и Дженин зааплодировали, и я присоединился к поздравлениям, просто из вежливости, потому что, по правде сказать, меня немного мутило.