Врата Валгаллы - Наталия Ипатова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— До этого недалеко, поверь мне.
— Угу. А что по этому поводу думает Клайв Эйнар?
* * *
— …и натуральные продукты, — продолжил Гросс.
— …большую часть года — тот же «Сэхримнир», что у тебя, — возразил Рубен, пропуская над головой эту чертову молотилку. — И приборы не серебряные… Это ты постановок по видео насмотрелся.
Максимум, что ему удалось — достать предплечье. Тем не менее, Гросс отступил на шаг и вдохнул судорожно.
— Ты летаешь аристо-классом. Там на фарфоре подают… Уси-пуси… И девчонки там с длинными ногами.
— Я летаю в кабине! А ноги… эй-эй… — Гросс пошел в тяжелую массированную атаку, Рубен буквально вывернулся между его могучим торсом и канатами, — везде попадаются! И, кстати, лучше, чем у фабричных девчонок… ножек… лично я не видел.
— Это да! — Натиск ослаб, Гросс утер пот со лба. Настоящий пилот должен быть изворотлив и хитер. Вот тут-то мы и… Изящные пяточки, худые икры, точеные бедра и выше, вплоть до мягкого-мягкого, нежного-нежного… Воспоминание швырнуло его под защиту противника. Три звонких шлепка впечатались Кинжалу в ребра, любой из них, нанесённый голой рукой, пробил бы, пожалуй, чехол боксерского мешка, или, по крайности, лопнул его по шву. Дежурная смена СБ у своего пульта издала восторженный вопль, но тут его, разумеется, никто не услышал. Гросси резво, но неуклюже отпрыгнул, опуская локти. Рубен отскочил в свою сторону, опасаясь получить заслуженной сдачи. Собственные его предплечья словно бейсбольными битами охаживали, легкие саднило, пот заливал глаза. Скулы ломило от пристывшей к лицу залихватской ухмылки, которую не согнать, даже если захочешь. Пользы от нее — Гросса доставать. И, кстати, он давно не чувствовал себя так великолепно! Кажется, он ощущал даже толчки крови, переполняющей жилы. Очень горячей крови.
— А вот что действительно… живые цветы… они везде, когда я приезжаю домой… где меня ждут. Цветы можешь… в счет ставить.
— Ладно, хватит! — Гросс поднял перчатки вверх в жесте мировой. — Хорош, хорош!!! Кайф!
Рубен опустил руки и обнаружил, что не может вдохнуть. Вышло у него только с третьей попытки, когда противник уже содрал перчатки с огромных лапищ и поглядывал на него с хитрецой.
— А что это ты все время слушаешь, Шельма?
Только сейчас Рубен вспомнил про «ракушку», традиционно законопаченную в правом ухе. Вероятно, закончился плэйлист, который он ставил, когда падал заснуть. Музыка не звучала, и он совершенно забыл.
— Послушать… дашь?
Он вытряхнул «ракушку», и Гросс с детским восхищением поднял перед глазами крохотный черный шарик.
— А управление? С пояса?
— С наручного комма.
— О как! — Гросс прижал динамичек к виску. — А запусти…
Не думая особенно ни о чем, Рубен нажал кнопку рестарта последнего плэйлиста. Картина была фантасмагорической. Он стоял посреди резонирующей пласталевой коробки, зависшей в свою очередь посреди космической пустоты, в просторном, залитом резким светом зале, рядом с человеком, которого хотел убить. И человек этот, слушая «его» музыку, жмурился и вскидывал белесые брови в гримасе безмолвного изумления, и вдыхал прерывисто, будто выныривал с глубины.
— Что это?
Рубен жестом предложил Гроссу отогнуть пару пальцев, прикоснувшись к динамичку левым виском.
— «Besame Mucho». Поверишь ли, написано шестнадцатилетней девочкой. К вопросу о том, что они понимают. И когда…
Рейнар Гросс одарил его взглядом, полным суеверного ужаса.
— Ты… тут… слушаешь музыку, от которой не то взлетаешь, не то — кончаешь… и у тебя котлы не рвет?
— Что ты знаешь о моих котлах? Свои береги. Это дело — жить внутри музыки, особенно вот такой, нежной и страстной! — знаешь ли, затягивает.
— Эй, хорошенького — понемножку!
Гросс отдернул руку с наушничком: дескать, погоди, и даже чуть отвернулся, чтобы законный владелец не мешал. Но тут же повернулся вновь, с мучительным и жадным вопросом:
— А это — что?
— «Призрак оперы». Уэббер.
Усилием воли оторвавшись от «ракушки», Гросс сунул ее обратно в руку Эстергази, пошарил в кармане и извлек оттуда плоскую коробочку с несколькими кустарно свернутыми сигарами. Плюхнулся на маты, жестом указав на место рядом с собой. Почему бы и нет. Взять предложенную самокрутку Рубен таки поосторожничал, заподозрив недоброе.
— Ну как СБ налетит, а мы тут зеленых ксеноморфов ловим?
Хитрые и мудрые глаза Гросса прищурились на него сквозь чуть заметное дрожание воздуха, заменявшее сигаре дым.
— Скажу тебе по секрету, брат… В СБ все схвачено. По крайности — такие невинные вещи, как… У меня к тебе разговор.
— Ну?
Кинжал помолчал, глядя на дым.
— Серьезный разговор, — повторил он. — Задолбал меня этот клятый авианосец.
— Этот?
— Ну — тот. Ты понимаешь. Сам знаешь, о чем говорят вслух, а о чем — шепчутся. Говорят, не выйдем мы отсюда. Старый состав проредили через одного, а резервистов вовсе сбивают на порядок чаще. Ляжем все. Однажды кончимся. А?
— А почему ты спрашиваешь у меня?
— Ну… известно же, какие у тебя друзья, связи… У тебя больше возможностей для анализа.
Рубен пожал плечами.
— Я женат, — внезапно сказал Гросс. — Она беременна. Месяца два осталось на сейчас. Тебе не стоило тогда так шутить.
— Извини.
— Резервисты говорят — они в самом деле швыряют на планету термические бомбы, когда проходят сквозь нас. Побегаешь тут по убежищам, с животом. Говорят еще — лучше здесь, чем там. Вот я и хочу знать, на что ты надеешься? Без лозунгов, конкретно — ты!
— Честно? На Кира.
— На Кира? А, да. Но… каким образом?
— Он лучше меня играет в пространственные шахматы.
— ?
— Он что-нибудь придумает. На своем рубеже. Разведка обнаружит их гнездо, и мы нанесем по ним ответный молниеносный удар. Или же Кирилл договорится о помощи с одной из Конфедераций. Мы всего лишь выигрываем ему время. Так… и что там про авианосец?
— Я тут подумал, если они нашу помойку разгребают, сколько у них в принципе может быть АВ? Едва ли мы сбросили их так уж много.
— Вовсе немного.
Рубен закрыл глаза, припоминая курс истории флота.
— «Локи» — точно, как морально устаревший. Еще «Бальдр», на нем была авария, восстановлению он не подлежал. Проще было построить новый. Если они его залатали, то их верфь достойна восхищения. Или паять и клепать у них может буквально каждый член социума. Дальше уже история уходит в глубь веков, но уверен, больше двух-трех не наберется.