Видок. Чужая боль - Григорий Шаргородский

На прощанье профессор оставил мне очень интересную книгу «Бестиарий, или Все известные ипостаси энергетических агентов и изменения их живых и неживых вместилищ». В довесок профессор презентовал бронзовый кулон-артефакт собственного производства в форме надколотого сердца. Висюлька чисто бабская, и такая форма явно была шуткой ученого, но носить я ее буду постоянно. Эта штука должна была защитить меня от любовных чар и морока. Во время моего мимолетного общения с рыжей стригой Федор Андреевич подметил, что у меня слабовата ментальная защита.

Также мне было обещано как можно быстрее разобраться с процессом вулканизации и его патентованием. Сомнений в чистоплотности профессора у меня не было, так что можно было просто отпустить ситуацию.

Надев простые брюки, я быстро спустился вниз и, не заходя в дежурку, выбежал во двор.

– Ух, хорошо! – Ядреный мороз вцепился в кожу, но тут же отпустил, после того как она буквально вспыхнула от растирания снегом.

И все же надолго этот процесс лучше не затягивать.

Как только я забежал в хорошо натопленную дежурку, Чиж подал мне большое полотенце. Снег от жара тела превратился в воду, которая смыла и остатки сна, и все лишнее с кожи. Остальное доделало чистое полотенце. Вот так и привыкаешь к барской жизни. Чиж суетился почти сутки напролет, доделывая то, о чем не позаботился домовой. Жаль, из этих двоих никто не умел готовить, иначе был бы полный пансион.

– Осип, баба Марфа уже приходила?

– Да, командир, – четко отрапортовал парнишка.

Моя душа так и не переварила обращения – «барин» и «господин», да и «ваше благородие» в устах пацана не звучало. Так что я ввел новое для местных слово. Порой меня так называл даже Евсей.

– И что там?

– Щи красные, как вы любите. Оладушки со сметаной и, конечно, пироги с зайчатиной, как же без них.

Парень был прав – живущая по соседству баба Марфа была большой специалисткой по пирогам, особенно ей удавались с зайчатиной. Несмотря на довольно пресное мясо, пироги получались очень сочными.

– Но сначала занятия.

– Это как водится, командир, – с охотой отозвался парень.

А вот Григорию с лавки подниматься было явно лень. Но тут уж ничего не попишешь – договор дороже денег. Евсей две недели назад уехал куда-то по делам, так что отдуваться придется подчиненному. Демьян хоть и отошел от раны, но был старше молодого казака и бессовестно пользовался этим фактом.

Казак вздохнул, и мы втроем перебрались в бывший склад пожарного участка. Там сейчас находился наш спортзал. Можно было попрыгать и на морозе, но для этого нужно чистить площадку у дома, да и холодновато: одно дело быстрое закаливание, и совсем другое – длительные физические нагрузки на холодрыге.

Для начала мы с Чижом занялись гимнастикой, за которой с усмешкой наблюдал казак, считавший себя выше этого скоморошества. Затем взялись за муляжи холодного оружия. Григорий орудовал деревянной шашкой, а я взял прямую палку. Когда определялся с оружием, сразу подумал о спрятанной в трости шпаге – все равно перешел с мундира на гражданское платье, а с ним саблю не поносишь. Пока на хорошую трость денег у меня не было, но это не отменяло необходимости тренировок.

После двух месяцев занятий синяки у меня появлялись намного реже, но все равно полностью избежать их не удавалось, как и переходить в решительные атаки даже на Григория. Что уж там говорить о Евсее.

После тренировки, когда Григорий взялся обучать Чижа ножевому бою, я быстро ополоснулся в пристроенной к дому баньке – увы, на оборудование душа средств уже не хватило.

Затем был сытный завтрак, и мы засобирались на службу. Юноша и домовой остались на хозяйстве, причем Кузьмич, как обычно, был за старшего. Наш доблестный домовой, которого никто из нас пока ни разу толком не видел, заботился не только о двуногих жильцах, но и о четвероногих. Конечно, казаки сами обихаживали своих скакунов и навоз убирали тоже они, но все равно вряд ли им удалось бы добиться в конюшне такого идеального порядка. Я заметил, что раньше казацкие кони не выглядели такими ухоженными.

С недавних пор личный транспорт был и у меня. Звали этот транспорт Роськой. Когда Евсей подбирал мне лошадь, кроме минимизации затрат я попросил взять самую спокойную скотину. Вот он и взял. В общем-то характер кобылы меня устраивал – тихая, добродушная, но какая же она ленивая! Мало того, еще и с артистическим даром. Увидев входящих казаков, их кони приободрились в ожидании прогулки, а мой живой транспорт так горестно вздохнул, что хоть стой, хоть падай. Ну вот прямо сейчас возьмет и издохнет от непосильно тяжелой трудовой жизни. А у самой-то бока такие, что мне скоро придется сесть на шпагат.

А она, часом, не беременная, или как там правильно это у лошадей называется?

Мой вопрос вызвал у казаков приступ хохота и уверения в порядочности кобылки. Хотя хитрой морде жеребца Демьяна я не верил ни на грош.

Ну, если они так уверенно говорят, тогда ладно. Давай, дорогая, вези меня на работу.

Это, конечно, не машина, и перед выездом лошадь пришлось седлать самому. Чиж заботился о Роське за меня, так что осталась только финальная часть техобслуживания. Хорошо, что теперь эти действия в моем исполнении уже не вызывали приступов веселья у казаков, как и сам процесс верховой езды. Страшные времена обучения я вспоминал со стыдом, а мои соседи – с лучезарной улыбкой.

И все же ехать верхом по блистающему на солнце снегу – это огромное удовольствие. Благодаря моему смелому решению в плане обмундирования мороз мне был не страшен. Правда, пришлось выслушать от Дмитрия Ивановича пару неласковых слов, но форменная шинель в Сибири, даже вблизи Топи, – это, по мне, извращение. Все же не Гавайи и даже не Черноморское побережье. Поворчав, начальник списал мои закидоны на новгородское воспитание, да и уложение о службе позволяло работникам следственного отдела некие послабления.

В общем, немного потратившись, я обзавелся казачьим белым полушубком поверх толстого свитера из оленьей шерсти и ватными штанами. В качестве обуви выступали оленьи пимы – шикарные сапоги, которые были не хуже, чем валенки, но вид они придавали не такой сермяжный. Шею укутывал специально пошитый для меня шерстяной башлык. Образ довершала глубоко сидящая кубанка. От форменной папахи пришлось отказаться – Дмитрий Иванович приказал не издеваться над мундиром и не превращаться в ряженого.

Издалека нас всех троих можно было принять за казаков, только у меня отсутствовали знаки различия.

До полицейской управы мы добрались без проблем. Немного напрягла обстановка внутри здания – чересчур возбужденная. Я решил не отвлекать дежурного городового и узнал о причинах такого оживления у Лехи, который в одиночестве сидел в нашем кабинете.

– Так ведь завтра двадцать пятое – начинаются неприсутственные дни.

– Это в честь чего?

Леха странно посмотрел на меня и с осторожным намеком сказал: