Портрет королевского палача - Елена Арсеньева

– А что воровать? Кому эти советские бумажки нужны?

– Да и зачем заниматься карманными кражами, когда ворам государственные должности дали?

– По карточкам вместо хлеба выдали по коробке детской присыпки, а у меня уже младший внук в солдатах!

– А нам – повидло дали.

– Что?!

– Повидло. Неужто не слыхали? Нечто среднее между вареньем и колесной мазью, изобретение комиссаров. Не повидло, а подлость одна. У меня от него в кишках вроде как землетрясение делается.

– Академик Шахматов умер, надорвавшись, когда таскал на себе дрова на шестой этаж. Повезли хоронить, а лошадь на углу Садовой и Невского издохла. Дальше на людях повезли. На людях небось надежней!

– Нынче дали почитать стенограмму речи Коллонтай к матросам. Память у меня хорошая. Вот, слушайте, что она говорит: «До сих пор институты не давали вам ни жен, ни любовниц. А мы дадим вам и жен, и любовниц!»

– Кто про что, а курица про просо! Коллонтай – она ведь б… большевичка!

– Нет, я вам вот что скажу, гос… то есть граждане. Давали спектакль «Живой труп». Так наибольший успех выпал не на долю знаменитого артиста Самойлова, не на долю цыганского хора, а на долю того статиста, который в последнем действии изображал городового. При его появлении публика привстала и бешено зааплодировала!

– Бросьте-ка…

– Не верите? Это еще что! А вот я сам видел: стоит на углу улицы милиционер, бегут мальчишки беспризорные. Набежали на него, уронили, дальше помчались. Он вскочил, весь грязный, да как завопит: «Городовой!»

…Отчетливо помню, как жадно я прислушивалась тогда ко всем этим репликам, которые обычно пропускала мимо ушей. Мне не хотелось думать о том, что будет в предварилке, как я стану вести себя. Не хотелось вспоминать оставленный в квартире разгром. Обыкновенно я ходила пешком, как это ни далеко, а тут нарочно полезла в безумный трамвай, чтобы отвлечься от страшных мыслей. Но, как медленно ни полз набитый людьми вагон, а все же мы достигли места, и мне не пришлось тратить особенных усилий, пробиваясь к выходу: к предварилке добиралось множество народу.

Вхожу в знакомое помещение, прячась за спинами двух дородных баб, озираюсь. Ивана Фролова нет. «Душки-матроса» тоже не видать. Как пробиться к нему на прием? Здесь он или вовсе отсутствует? Не спросить ли у барышни в окошке? Кстати, там сидит та же самая блондинка, которая тогда чирикала насчет коньячку и картишек. Спрошу-ка у нее, нельзя ли повидать начальника.

Становлюсь в очередь к окошку. Очередь длинная, длиннее, чем по пятницам. А, вот в чем дело: по пятницам вывешивают на стенах списки заключенных, теперь же списков нет, поэтому о судьбах своих близких узнают в окошечке. Спросил – получил ответ. Никто ни на кого не обращает внимания.

Стою, качаясь от головокружения и слабости, в полуобморочном состоянии от голода и усталости, почти не осознавая, как движется очередь. И вдруг оказываюсь вплотную прижата к окошечку.

– Ну, говорите! Вам чего?

От растерянности молчу.

– Как фамилия? – спрашивает барышня, глядя на меня брезгливо.

– Лазарева, – брякаю я. – То есть Лазарев. Константин Сергеевич.

Она быстро шевелит наманикюренными пальчиками, перебирая карточки.

– Нету такого, отойдите.

…Сейчас-то я отчетливо знаю, что, кабы отошла, вся моя жизнь сложилась бы иначе. Или меня вовсе не было бы в живых! Однако я не отошла, а машинально проговорила:

– Как же нету, он в 18-й камере сидит.

– Как в 18-й? – удивляется барышня. – Он политический?

– Ну да.

– Чего пришли? Сегодня не ваш день! А впрочем, коли пришли, так уж и быть, посмотрю, – милостиво соглашается она, – Константин Сергеевич, говорите? Вот, возьмите!

И сует мне свернутую бумажку.

– Следующий! Фамилия!

Сжимая в кулаке бумажку, отхожу, ругая себя. Ну почему упустила минуту, не спросила про начальника?! Обратно к окошку не протиснешься, вон сколько народу привалило! Глупо как, ну до чего же глупо!

Бреду уныло к двери, все так же сжимая в кулаке выданную мне бумажку. А что там, кстати?

Разворачиваю ее.

«Сообщить на квартиру…»

Что за чепуха?

Мне дали не ту бумажку, барышня перепутала. Костя в тюрьме, я должна заплатить за его освобождение бриллиантами. Мне дали справку на другого заключенного!

Читаю снова – все с начала.

«Лазарев Константин Сергеевич. Сообщить на квартиру». И число… так, сегодня 9 октября, а на бумажке 3-е. 9-е – это среда, а 3-го у нас что было? Четверг.

Ну конечно, все напутано. 3-е – четверг, а я была тут 4-го, в пятницу, и видела в списках прочерк напротив Костиной фамилии, и Фролов подошел ко мне и предложил выкупить брата.

Как же можно его было выкупить, если он к тому времени уже был убит?!

Что за ерунда?! Ошибка!

И тут словно бы темная волна проходит на миг перед моим лицом, ударяет так, что я отшатываюсь к стене и ощущаю ее плечами, спиной, затылком. Стена холодная, холод проникает мне в череп, мозг, проясняет и просветляет мысли.

Не ерунда. Не чепуха. Не ошибка.

Все продумано заранее. Прочерк напротив фамилии брата в том общем списке был сделан нарочно. Фролов и «душка-чекист» задумали эту аферу, чтобы выманить у меня драгоценности. Получить бриллианты за жизнь мертвого человека!

А разве так можно сказать: за жизнь мертвого?..

И только теперь я вполне осознаю, что написано в выданной мне бумаге. Я осознаю, кто этот мертвый человек.

Мой брат…

Наши дни, Мулян-он-Тоннеруа, Бургундия. Валентина Макарова

Помню, первой мыслью моей было: я оставила открытым дом! И теперь по родовому гнезду Брюнов спокойно шарятся воры, а я заперта в погребе!

От этой мысли меня бросает в жар, но жара хватает ненадолго. В следующую минуту меня вновь начинает колотить дрожь – равным образом от холода и страха.

Кто запер меня? Зачем? Неужели и правда вор? Может быть, это он приехал из Фрэна на красной машине, которая стояла на холме? Оттуда отлично видно, что Николь уехала. Дом остался практически бесхозным. Я наслушалась массу историй о том, как грабят старые дома, а потом украденное всплывает на разнообразных блошиных рынках в Париже и других городах. Таким образом, когда я выберусь из этого погреба, то, скорее всего, застану пустые комнаты…

А с чего ты взяла, что вообще когда-нибудь выйдешь отсюда?

Без глотка воды, без пищи (винные бутылки пусты, на крючках не найдешь даже корочки сыра, даже обглоданной крысами косточки от окорока)…

Крысы?! А что, если здесь водятся крысы? Они наверняка голодные…