Ржавчина. Пыль дорог - Екатерина Кузьменко

– Ты что, с дуба рухнул? У чистильщиков не бывает званий, – худенькая девчонка с толстой пепельной косой. Наверное, отличница.

– А как вас готовят? К вам можно попасть?

– Тихо! – а это из последних сил надрывается учительница со строгой прической. И чувствуется, что голос у нее натруженный, – вон, на кашель сорвалась. Тогда я привстал и рявкнул. До Стэна мне, конечно, далековато, он шепотом иногда как скажет – рысью рванешь выполнять, но послушались. Замолчали. Не потому, конечно, что я такой замечательный педагог, просто интересно им.

– Народ, вопросы лучше по очереди. А то к следующей вылазке мы с Рин без слуха останемся.

По залу расползлись неуверенные смешки. Рин улыбнулась.

– Вы правы. Воинских званий у чистильщиков действительно нет.

Кто-то из самых дисциплинированных вскинул руку. Я кивнул, и мальчишка спросил:

– А вы всегда работаете в паре?

Снова ответила Рин:

– Работать в одиночку запрещено, тебя всегда должен кто-то прикрывать. Обычно чистильщики работают устоявшимися двойками или тройками. Но, если объект слишком велик или степень опасности высокая, могут собрать и большую группу. Мы с Дэем вместе с семнадцати лет.

Она пропустила слово «работаем», но едва ли заметила это. Если честно, я ждал дежурного вопроса о нашем родстве, но школьники неожиданно оказались проницательнее взрослых.

– А как вы работаете? – снова встрял обладатель клетчатой рубашки.

– Выходим на зачистку в заданный квадрат. Степень важности района определяет глава Базы, это зависит от того, что там было раньше и как мы можем использовать эту территорию. Обычно это сутки или трое.

– И что там происходит? – вопрос от девочки с каштановыми хвостиками.

– Иногда ничего, – не стала умалчивать Рин. – И это повод порадоваться – если там оказываются только развалины и останки. Погибших хоронят, мы составляем отчет о степени пригодности домов для жилья: что еще можно восстановить, что лучше снести.

– А иногда?..

– А иногда – все что угодно.

– Может, расскажете пару случаев из практики? – перехватывает инициативу учительница. И Рин рассказывает – про светловолосого парня из коттеджного поселка.

– А что это было? – школьники окончательно перестали стесняться, выстреливают вопросами с пулеметной скоростью.

– Не знаю, – пожал плечами я, – есть целая куча объяснений, научных и мистических. Обитатели параллельных миров, совсем не похожих на наш. Призраки. А может, мы просто позабыли свои собственные легенды и потому не можем вспомнить, как называются эти существа и явления. Мы знаем только, что после нас они уже не возвращаются.

Невысказанные вопросы теснились, словно забивая пространство. И где-то среди них прятался один, как единственный нужный ключ в глухо звенящей связке. Остальные – как ключи от комнат, но этот открывал входную дверь. И он все же прозвучал.

– Расскажите, как для вас все началось.

Шесть лет назад

Дэй

Проснулся я оттого, что начал рассыпаться потолок. Мы спали на первом этаже почти достроенного здания. Там уже были стекла в окнах, нормальные двери и вообще было теплее, чем в вагончиках.

Ползущая по стене трещина не добавила оптимизма. Рядом зашевелились другие рабочие.

– Подъем! – заорал я не своим голосом. Выскочить мы успели в тот момент, когда со стен и потолка крупными кусками посыпалась штукатурка.

Первая мысль была – землетрясение. Но, оказавшись во дворе, я понял, что почва из-под ног не уходит.

А дом, который мы строили, продолжал потихоньку так складываться внутрь. В свете одинокого фонаря картина получалась нереальная, но в чем-то даже красивая.

– Что это? – спросил кто-то.

– Заказчик на материалах сэкономил.

Я не отвечал. Я смотрел на стоявший рядом экскаватор и не понимал, чем же он мне так не нравится. Пятно ржавчины на ковше. Что-то я его не помню.

Мне не почудилось: ржавчина постепенно разрасталась, охватывая все новые детали машины. Вот уже зияет дырами ковш, будто экскаватор простоял под открытым небом без ухода и пользы не один год, вот трескается и осыпается стекло в кабине, предварительно помутнев. Рядом так же складывался и оседал трухой строительный вагончик. Получается, что все вокруг… стремительно стареет?!

Каюсь, первым делом я схватился за лицо – убедиться, что на живую материю эта штука не действует.

Впрочем, иначе мы все уже были бы дряхлыми стариками.

Моя и без того потрепанная куртка тоже не обрела новых повреждений.

А потом меня как молнией ударило: там, за бетонным забором стройки, – целый город. Мирно спящие люди, которых просто погребет под завалами. И Рин.

Проржавевшая решетка ворот сорвалась с петель, стоило мне ее толкнуть.

– Здесь сейчас все рухнет. Собирайте всех, кого можете, и уходите из города. Чем дальше от многоэтажек, тем лучше.

…Когда я бежал по темной улице, почти физически ощущал, как трескается и крошится асфальт под моими ногами.

Мне повезло. В любом новом для себя городе я всегда старался облазить все закоулки и сейчас отчаянно срезал путь через дворы, щели в заборах и гаражи.

Приметы непонятного катаклизма попадались тут и там: проржавевший насквозь остов автомобиля, припаркованного у подъезда, пятна сырости и расползающиеся на глазах трещины на стенах новостройки. Один раз в двух шагах впереди меня обрушился декоративный балкон старинного здания. На другой стороне улицы застыл с открытым ртом молодой патрульный. Я рванулся к нему, встряхнул за воротник.

– Город рушится. Надо выводить людей. Понимаешь?

Вряд ли он понял, но схватился за рацию. Не знаю, мог ли я сделать больше тогда.

Уже подбегая к дому Рин, я слышал на соседней улице отрывистые команды и шум машин. Быстро военные среагировали… Молодцы. Интересно, а если армейский грузовик заполнить людьми, сожрет его эта пакость или нет?

И тут я остановился. Потому что дома не было. Совсем. Большая куча битого, растрескавшегося кирпича. Не знай я, что тут произошло, решил бы, что это заброшенное лет пять пожарище.

Рин… Почему… так? Неумелые губы, тяжелые расплетенные косы с горьким ароматом безымянных трав…

Неужели все только ради этого?

Почему ты?!

Хотелось выть, рвать ткань мироздания в куски и орать: «Верните ее! Чем она заслужила?»

А чем заслужили еще несколько тысяч, каждый из них?

– Что стоишь? – рявкнули мне на ухо. – Тут в соседнем доме ребенок маленький, а мать в ночную смену ушла. Дверь снести не можем.

И я пошел, механически переставляя ноги, потом побежал. Дверь высаживали с какими-то незнакомыми мужиками, стараясь не слушать испуганный плач за ней. Этаж был не то второй, не то третий, и кто-то все время боялся, что пол под ногами рухнет до того, как мы закончим. Но мы успели.