Тайна императорской канцелярии - Александр Косарев

Вдова Ева Ивицкая, урожденная Краевская, действительно находится в настоящее время в имении Князя Витгенштейна Новогрудского уезда, местечке Кареличах,куда переехала по смерти мужа Антона Ивицкого, приключившейся в 1836-м году: до того времени проживала в упраздненном ныне Троицком уезде Виленской губернии, где муж ее держал в аренде небольшое имение. 1Ю CJ

Вдова Ивицкая прибыла в Кареличи с семейством своим вскоре по смерти ее мужа, по приглашению близкого родственника Новицкого, бывшего тогда в Карелицком имении комиссаром Князя Витгенштейна и проживавшем у него до времени арестования и отправления его в Вильну в 1838 году, по участию вместе с родным братом его Наполеоном Новицким и дворянином Бринком в деле Эмиссара Конарского; после чего она осталась жить в Кареличах на иждивении дочери ее Елизаветы, вскоре по прибытии ее туда в 1837 году, вышедшей там замуж за проживавшего там (умершего в сентябре минувшего года) фабриканта сахара Мартина Д'Обинье. Как говорят, полковника французской службы, оставшегося в Виленской губернии после войны 1812 года. После освобождения в прошлом году из-под ареста Фаддея Новицкого, проживающего ныне в Слуцком уезде Минской губернии, где он держит в аренде имение, вдова Ивицкая живет частью у него, частью же в Кареличах.

Семейство Ивицкой состоит из 4-х сыновей и 4-х дочерей (прочие подробности семейной жизни бедной вдовы можно смело опустить).

Вдова Ивицкая не имеет никакого недвижимого имущества, а равно и капитала, как наверное полагают, кроме может быть нескольких сот рублей серебряных, ибо и муж ее не имел собственности, но был арендатором небольших имений. В настоящее время живет на иждивении дочери, вдовы Д'Обинье, которая по дозволению Князя Витгенштейна пользуется квартирой мужа при сахарном заводе и получает в месяц по 15 червонцев и нужное количество припасов на свое содержание. По словам вдовы Д'Обинье и ее семейства, содержание от Князя Витгенштейна назначил получать ей до весны, после чего обещал дать близ Несвижа в постоянное владение имение, приносящее 600 рублей серебром годового дохода, будто возмездие (возмещение) за капитал 4000 рублей серебром, употребленный мужем ее при постройке завода и за условленное по контракту от Князя Витгенштейна право на получение третьей части чистой прибыли, которая получается от сахарного производства. Другие же с большой утвердительностью полагают, что Д'Обинье никогда не имел капитала своего в сахарном заводе Князя Витгенштейна, и что Князь только из сострадания дозволяет вдове его жить до весны в Кареличах и приказал выдавать поясненное содержание. Сверх предполагаемых вдовой Д'Обинье претензий на Князя Витгенштейна на 4000 рублей серебром, она не имеет никакого состояния, за исключением незначительной движимости, стоящей несколько сот рублей.

Семейство вдовы Ивицкой в Новогрудском уезде не имеет никаких особенных связей и знакомств с лучшим классом дворянства; все отношения оного ограничиваются небольшим кругом мелких дворян и посессоров в Кареличах и окрестностях; но по близким связям с Новицкими, Бринками и подобными лицами, а также по роду жизни старших сыновей, возбуждает некоторые сомнения к полному одобрению его».

И так далее, и тому подобное. Из приведенной переписки становится предельно ясно, что именно интересовало графа Бенкендорфа. Он постоянно задает своим подчиненным на диво четкие, прямые и бесхитростные вопросы: насколько богато жил Антон Ивицкий после Отечественной войны? Как богато живет его семья после его смерти? И, надо полагать, именно то обстоятельство, что и сам Антон, и его вдова Ева едва-едва сводили концы с концами, однозначно убедили начальника российских жандармов в том, что клад гренадера так и остался ненайденным, а главное – нетронутым.

Но не только этим был интересен для жандармского командира господин Ливски-Ивицкий, Судя по тону первых запросов в различные государственные учреждения, прежде всего он интересовал поисковую комиссию как наиважнейший, практически единственный свидетель, принимавший самое непосредственное участие во французской поисковой экспедиции. У кого же можно было получить самые точные сведения о ней, как не у него? Кстати сказать, к этой нетривиальной мысли меня подтолкнуло и еще одно немаловажное сообщение, почерпнутое из объемной переписки «Дело полковника Яковлева»:

«Незадолго до смерти Семашко, мой доверитель в то время, разрешил мне вскрыть пакет и найти согласно моему ожиданию одно рекомендательное письмо для человека Антуана Ливски, свояка Семашко, который проживал в Черебути около города Слуцка в Минской губернии, но который переехал в Ливилу около Видзе в Вильнюсскую губернию».

Зададимся теперь простеньким вопросом: а почему вообще наш добропорядочный семьянин Антуан-Антон покинул родную хату и поехал искать новое пристанище именно в окрестности городка Видзы, а не куда-либо еще? Раньше

данный населенный пункт входил в Вильнюсскую губернию. А где же он расположен теперь?

Прибегнув к имеющимся в моем распоряжении картою графическим материалам, я довольно скоро выяснил, что ныне Видзы находятся в Витебской области!!! И именно в этом направлении двигались гренадер и Ивицкий после Дорогобужа! Не удивительное ли совпадение? Знаменательно и то, что Антуан предпринял вроде бы бесцельный переезд (более чем на 300 километров к северу от первоначального места жительства) сразу после того, как с треском провалилась первая кладоискательская экспедиция, затеянная его родственником – господином Семашко.

А ведь по идее, если бы последний желал отыскать клад на дороге Смоленск – Борисов, то направил бы свояка в сторону именно этого почтового тракта. Однако Антуан Ливски бросает все налаженное хозяйство и перебирается ближе к дороге Смоленск – Рига!

Напрашивается вывод, что клад был зарыт командой гренадеров между местечком Видзы и Западной Двиной, а вовсе не у Днепра!

Восторг, охвативший меня от этого открытия, был столь велик, что едва не привел к сердечному приступу. Семь бочонков монетарного золота, казалось, были уже у меня в руках. Деться им было просто некуда. Извилистая речушка, старинная почтовая дорога и сама Западная Двина в качестве основных ориентиров наверняка никуда не исчезли со своих мест, и, следовательно, все эти приметы можно было выявить не только на старой карте, но и на современной местности. Оставалось посетить Историческую библиотеку и отыскать там нужный картографический лист XVIII или XIX века. К счастью, данное предприятие много времени у меня не заняло.

Водя пальцем вдоль старой почтовой дороги, я понял причину, почему в 1840 году власти так ошиблись с выбором направления для поисков. В самом деле, неужели Бенкендорф и Яковлев были столь небрежны, что не заметили явной нацеленности французских охотников за сокровищами на окрестности Западной Двины? Намек на это обстоятельство однозначно присутствовал в переведенном ранее письме Сапеги. Скорее всего, их сбили с толку два довольно-таки весомых и серьезных обстоятельства.

Обстоятельство первое всецело связано с недавно завершившейся Первой Отечественной войной. Все участники данного кладоискательского предприятия были прекрасно осведомлены об общем ходе боевых действий, поскольку были их современниками или даже участниками. Они, как никто другой, прекрасно знали, по какому маршруту от Москвы отходило воинство Наполеона. Поэтому поиски «малой кассы Наполеона» велись вдоль трассы его отступления. При этом совершенно упускался из виду момент, что подобного рада «малые кассы» имелись во всех без исключения белорусских городах, где стояли крупные гарнизоны оккупантов. И, кроме того, каждый оккупационный корпус также имел в своем обозе подобное подвижное финансовое учреждение.