Книга птиц Восточной Африки - Николас Дрейсон

Еще Роз чуточку расстраивалась — по-другому, — что в городе нет Гарри Хана. С ним весело, а она, будучи в отъезде, как раз думала о том, что ей немного не хватает радости в жизни и пора что-то изменить. Поменьше прошлого и будущего, побольше настоящего… Гарри оставил ей сообщение, что на неделю или около того уезжает из Найроби по делам — что-то связанное с франчайзингом. «Может, встретимся, когда я вернусь?» Почему бы и нет. А вообще, может, ей грустно оттого, что, возвратившись домой после отлучки, пусть даже девятидневной, хочется чувствовать, что тебе рады. Или по крайней мере, что тебя здесь недоставало. Надо бы заехать в музей. Конечно, у нее отпуск на месяц, но, наверное, нужно подписать какие-нибудь чеки, разобрать срочные письма. Глаз под пиратской повязкой все еще болел, но в целом Роз чувствовала себя превосходно. Пожалуй, она пойдет прогуляться, прямо сейчас.

Я уже говорил, что отличительной чертой Найроби является способ избавления от мусора. Дымные костры, благодаря которым улицы содержатся в относительной чистоте, пожирают все — от сухой листвы до дохлых собак (чистая правда, сам видел), и это, конечно, сильно влияет на свежесть воздуха. С учетом же выхлопов пятидесяти тысяч плохо отрегулированных дизельных двигателей городской аромат становится просто неповторимым. И все же тем октябрьским днем Роз, выйдя из дома, буквально наслаждалась бившей в нос, сладостно привычной вонью.

Но эти машины. Не пройти. Пора, пора серьезно поговорить с судьей. Как сюда попала развалюха мистера Малика, очевидно, навсегда останется загадкой, — наверное, воры хотели от нее избавиться и решили, что здесь ее не сразу заметят. Роз радовалась, что узнала машину и что мистер Малик получил ее назад. И она обязательно поговорит с судьей, но только не сию минуту. Роз весело кивнула старому Мухисе, своему аскари номер один, и зашагала по Серенгети-Гарденз. Она прошла мимо дома судьи, не глядя на припаркованные машины, а потому не заметила на обочине в небольшом костерке блокнота в синей обложке, наполовину заваленного листьями. Но тут начался дождь, сильный. Поскольку Роз не взяла с собой зонтика, то повернула назад, — ничего страшного, у нее масса дел. Для начала, только что пришедшее приглашение; надо ответить. Опустив голову, Роз поспешила к дому.

Можно ли беспокоиться об одном и том же больше, чем прежде, и одновременно меньше? С мистером Маликом именно так и было. Нет, приглашение на бал ни при чем — дело прошлое. Хотя билеты прислали; вон они, на столике у входной двери. Он после решит, как с ними поступить. Машина благополучно вернулась из ремонта с новой задней осью и задним стеклом. Вмятину на крыше от валуна выправили, автомобиль выглядел примерно как раньше. Но старый блокнот так и не нашелся.

С одной стороны, раз о нем до сих пор ничего не слышно, значит, он просто потерялся. Его выбросили, и все. С другой стороны, не исключено, что его сейчас внимательно изучают не те, кто нужно. Госбезопасность, суд. Как же они мечтают узнать, кто эта заноза у них в заднице, этот умник Дадуква. И что они сделают, когда узнают?

— Папочка, — спросила дочь Петула, сев с ним утром на веранде и заметив, что отец опять съел только один банан, — у тебя что-то случилось?

Последнее время он такой тихий и бледный. И в клубе не был неделю. Лишь бы не сердце, подумала Петула. Мистер Малик поднял глаза от «Нескафе» и слабо улыбнулся:

— Нет, дорогая, ничего.

Если не сердце, тогда, наверное, тот неприятный случай, о котором он рассказывал. Вообразить только, ехать на спущенном колесе? Неудивительно, что «мерседес» перевернулся и крыша помялась. И что ему понадобилось в этой дурацкой деревне? Вот именно: что? Странно, очень странно.

Надо спросить Бенджамина.

Температура в кухне отеля «Саффолк» превысила сто градусов по Фаренгейту и ползет выше. Пылают все печи, горят все конфорки. Тушится карри, кипит бириани, шипят, запекаясь, креветки, котлеты, куриные крылышки. Из открытой задней двери ветер доносит аромат жарящегося мяса. На улице, на трех больших шампурах над углями, уже с полудня вертятся бараньи туши. В кухне на металлических подносах — хоть сейчас в духовку — лежат три сотни пирожков карри с мясом и овощами и столько же пирожков самоса (мясных и вегетарианских). Шестьсот волованов ждут начинки. Шеф-повар собственной рукой посыпает сахарной пудрой торты. До бала остается час.

Помещение, где обычно подают завтрак, превращено в бар. За стойкой выставлены восемь ящиков «Джонни Уокера», восемь — «Хеннесси» и восемь — «Гордона». В холодильной комнате столько пива, тоника и содовой, что хватит залить бассейн для небольшого стада гиппопотамов. Из бальной залы, украшенной цветами и ветками, несется отвратный визг — это Милтон Каприади проверяет микрофон. Он уже поставил пюпитры и ударные, а теперь возится с проводами и усилителями, по опыту зная, что такие вещи лучше никому не перепоручать. Милтон охапками вынимает из старого чемодана ноты и раскладывает по пюпитрам. Сверху вальс «Голубой Дунай» в старой аранжировке Гленна Миллера, с незапамятных времен — первый танец Охотничьего бала. Затем пойдет фокстрот, тустеп, квикстеп, дальше — рок-н-ролльный микс. После первого перерыва — еще вальсы. А ближе к концу, возможно, парочка композиций в стиле хип-хоп — надо идти в ногу со временем.

В доме номер 12 по Садовой аллее мистер Малик, в пижаме, сидит перед телевизором.

Гости прибыли. Милтон Каприади вздымает дирижерскую палочку. Его превосходительство британский посол берет за руку жену и ведет на первый вальс. Гарри Хан поворачивается к даме, сидящей рядом с ним за столиком.

— Ну что, малышка? Потанцуем?

Та, мило улыбнувшись, кивает. Рука об руку они выходят на танцпол. Вслед за ними тянутся другие пары. Гарри Хан и партнерша сцепляют ладони, он кладет руку ей на талию, и они — раз-два-три, раз-два-три — кружатся рядом с послом и его супругой. Гарри подмигивает. Неожиданно они с партнершей отпрыгивают друг от друга и, по-прежнему стоя лицом к лицу, приседают, делают шаг вправо, шаг влево, вертятся — ничего себе вальс! Потом хватаются за руки, Гарри поднимает руку, стремительно проводит под ней даму, замирает, ведет обратно… Они опять кружатся, опять делают шаг вправо-влево — что это? Рок-н-ролл на три такта? За все семьдесят лет своего существования Охотничий бал не видел ничего подобного.

Танцуют не все. За столиком на четверых возле буфета мы видим Джонатана Эванса с женой и Пэтси Кинг с мужем. Джонатан пригласит Пэтси на следующий танец, но она холодно откажется: так они надеются сохранить в тайне от супругов свою преступную любовь. За соседним столиком — еще кое-кто из экскурсионной Старой гвардии с полными бокалами. Хилари Фотерингтон-Томас (джин с тоником) и Джоан Бейкер (бренди с содовой) сидят рядышком и рассматривают танцующих. Они обе уже сто лет состоят в «Карен-клубе» и при этом составляют две пятых организационного комитета Охотничьего бала. Два места за их столиком пока пустуют. Том Тернбул, конечно же, завозился с галстуком-бабочкой, или с «моррис майнором», или с тем и другим вместе (Хилари и Джоан, представительницам комитета, доподлинно известно, кто приобрел билеты). Роз тоже пока не видно.