Минимальные потери - Алексей Евтушенко

Как раз об этом – смешении званий и традиций Эрика и размышляла, валяясь на твердой и узкой откидной койке офицерской гауптвахты. Что еще было делать? За свою не слишком долгую службу Эрика Ланге попадала на гауптвахту дважды. Первый раз еще в курсантские времена за банальную самоволку и теперь вот второй.

«Расту над собой, – подумала она, разглядывая абсолютно ровный, гладкий серый потолок. – Самоволка и дуэль. Прогресс налицо».

Эрика вспомнила выражение физиономии Лотара Нойманна, когда ее шпага пощекотала его ребра, и усмехнулась. Все-таки это чертовски приятно – наказать самодовольного наглеца. Вдобавок она уже знала, слух о дуэли быстро облетел все корабли, и нынче имя лейтенанта Эрики фон Ланге было известно всем. Сомнительная слава? Может быть. Но следующий, возомнивший о себе невесть что самец, трижды подумает, прежде чем… Прежде чем что? У нее и так репутация недотроги. А теперь еще и опасной недотроги. Не зря лучшая подруга Белинда после дуэли успела ей шепнуть на ушко:

– Это было прекрасно, дорогая. Но я бы на твоем месте позволила ему себя ранить. Самую малость. Поверь, количество твоих поклонников в данном случае возросло бы на порядок. И это были бы вовсе не те поклонники, которые считают тебя «своим парнем» и восхищены твоим умением махать шпагой и управлять «космическим охотником».

Она тогда лишь пожала плечами и ответила, что ей плевать, но в глубине души знала – не плевать. Черт возьми, неужели и впрямь все, на что она способна с мужчинами – это летать и сражаться с ними бок о бок, пить шнапс, обсуждать перипетии летной службы и при случае меряться, чья шпага длиннее? Как-то это не слишком весело, если подумать. Не видно перспектив и развития. Динамики позитивной не видно.

«Хватит, – сказала она себе. – Хватит об этом, сколько можно? В конце концов мне всего-то двадцать три года. Это не возраст. Все еще успею. А не успею, и черт с ним. Значит, не судьба. В конце концов я уже делала попытки изменить ситуацию, и не раз. Ничем хорошим или хотя бы приятным это не кончилось. Так что пусть теперь природа попробует взять свое. Если сумеет. А я просто подожду». Однако скучнейшее это дело, господа, – сидеть на гауптвахте. Камера – четыре с половиной шага на три, не считая туалета и душевой кабинки размером с пенал для карандашей. Хочешь – лежи, хочешь – сиди или ходи из угла в угол. Можно еще приседать и отжиматься от пола, дабы поддержать форму. Из книг – «Боевой устав космофлота» и «Устройство, тактико-технические характеристики и боевое применение малого «космического охотника» RH-7». Очень содержательное, а главное, захватывающее чтиво. Хоть бы любимого Ремарка разрешили, гады…

Она невольно засмеялась, представив себе парадоксальность ситуации: немецкий лейтенант лежит и читает на гауптвахте запрещенного Ремарка. «На Западном фронте без перемен». А лучше «Три товарища» – очень душевное чтиво, хоть и грустно все заканчивается. Самый же большой парадокс заключается в том, что запрещенный в Третьем Рейхе Эрих Мария Ремарк, чьи книги, если верить учебникам истории, были сожжены еще до войны, вот уже два с лишним века является одним из самых читаемых на Новой Германии писателей. Как минимум, две его книги полутайком взял на борт «Нибелунга» ее предок, отчаянный пилот люфтваффе Гюнтер фон Ланге. И он такой был не один. И слава богу. А что вы хотите? Сочинители Новой Германии, увы, так не умеют, да и мало их очень. Как, впрочем, и настоящих людей вообще. Что же касается запретов, то они чаще всего лишь придают дополнительный вкус так или иначе добытому плоду.

«И все-таки, чем бы заняться? Трое суток – это до черта. Особенно с учетом того, что еще и суток не прошло, как я здесь, и четыре часа назад флот вышел из гиперпространства, о чем возвестил специальный, слышный в любом уголке корабля сигнал. А я в такой момент под арестом. Эх, даже на звезды не глянуть. Звезды родины предков. Интересно, какие они здесь? Хотя Тау Кита по галактическим меркам находится совсем рядышком с Солнцем… Но то по галактическим. По человеческим меркам все иначе…»

Эрика вздохнула, села, взяла в руки «Боевой устав», открыла наугад.

«Младший по званию всегда должен отдавать честь или приветствовать старшего по званию или по должности.

Также солдат немецкой армии имеет право отдать честь ветерану войны, инвалиду или участнику других боевых действий, невзирая на то, что он одет не по форме, тем самым подчеркнув большое уважение к бывшему военному и его заслугам перед родиной.

Подтянутость солдата при отдании чести указывает на его бодрый дух и дисциплинированность».

Вот именно. Бодрый дух и дисциплинированность – как раз то, чего мне сейчас не хватает. Ладно, черт с ним, пусть для начала что-то одно. Ау, бодрый дух, ты где?

И тут, словно бы в ответ на мысленный призыв, ее уши, мозг, а также весь линкор до последней переборки и стрингера, пронзил сигнал боевой тревоги. Двойной – высшая степень опасности. Словно взвыли две дикие рыси, запряженные в колесницу предводительницы валькирий Фрейи, которых одну за другой древнегерманская богиня любви, войны и магии ожгла кнутом, торопясь на битву.

Командир линкора «Эрих Хартманн» оберст Карл Хейнц находился там, где ему и положено – в боевой рубке управления, когда сенсоры высланных вперед разведчиков засекли впереди по курсу неопознанный объект и тут же скинули его изображение на главные экраны боевых рубок всех кораблей космофлота Новой Германии.

Объект внушал. Был он явно искусственного происхождения – идеальная сферическая форма, опоясанная по центру темной разделительной полосой, по которой туда-сюда, подчиняясь какому-то неведомому ритму, пробегали огоньки-искорки. То ли сигналы, то ли черт знает что. Разобраться с этим не успели. Определили только диаметр объекта – более тысячи двухсот метров! И расстояние до него – пятьдесят восемь тысяч шестьсот двадцать километров.

Слава Боевому уставу космофлота!

Потому что три малых разведкатера были посланы по направлению к Солнцу сразу после выхода флота из гиперпространства, именно следуя его букве. И не важно, что по всем теоретическим выкладкам в этой беспощадно пустой области Солнечной системы, на краю гелиосферы, и близко не должно было оказаться ничего, сделанного человеческими руками. Как видим, оказалось. Адмирал Генрих Шварценберг, не вынимая трубку изо рта (курить трубку – не обязательная, но давняя и почетная традиция космофлотчиков, а семена табака, захваченные на «Нибелунг», отлично прижились в почве Новой Германии), прямо так и спросил у своих подчиненных, созвав немедленно видеосовещание:

– Если эта хрень запущена сюда не людьми, то кем?

– А если людьми, то выходит, что мы недооценили потенциал человечества, – буркнул командир крейсера «Хорст Вессель» фрегаттенкапитан Курт Браун, известный своей осторожностью.

– Большой – не значит сильный, – задумчиво проговорил начальник штаба флота контр-адмирал Рудольф Мейендорф. – Да и непонятно назначение данного объекта. Оно не обязательно должно быть военным.

– Не обязательно, – согласился Генрих Шварценберг, – но мы обязаны считать его военным, пока не доказано обратное. Фриц, что говорят твои разведчики? – обратился он к начальнику разведки флота Фрицу Эрхарду.