Тринадцатый пророк - Елена Гайворонская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ай-яй-яй… – Он назидательно погрозил мне указательным пальцем. – Какой пробел в образовании… Непременно прочтите. А вы говорите «Равви»… «Учитель». – передразнил он. – Чему вас учит этот Учитель? Вы же азами не владеете… Ну, да ладно, Всевышний ему судья… – произнёс он с плохо скрытым сарказмом. – На чём мы с вами остановились? Быть может, на этом?
Я дёрнулся и замер. Навстречу мне по дороге шла Магдалин. Прелестная, как невеста, в полупрозрачном белом платье, с раскинутыми по плечам кудрями, с шальной улыбкой на полураскрытых губах. Она ступала медленно и ровно, будто шла по натянутому канату, и с каждым новым движением лёгкая ткань окутывала её тело так, что становился заметным любой изгиб, даже самый сокровенный. Она подошла вплотную, запрокинула голову, её глаза были неестественно-черны, непроницаемы, как стена. Если и был в них блеск, то тоже искусственный, как от электрической подсветки. Казалось, что она не понимает, что делает, а лишь повинуется командам извне. Её ладони легли на мои плечи, но не было в том прикосновении ни лёгкости, ни тепла, ни нежности. Наверное, так обнимают блудницы – без чувств, без желаний, механически, как запрограмированные куклы. Её сочные губы были совсем близко. Я изнемогал от желания поцеловать её, но этот взгляд отрешённый, неживой – парализовывал. Если бы она закрыла глаза, как обычно делают женщины во время поцелуя, возможно, всё было бы по-другому. Но она продолжала смотреть и даже не на меня, а будто сквозь меня, и у меня появилось отвратительное ощущение, что передо мной не Магдалин, а робот, созданный по образу и подобию.
– Ну, что же ты! – услышал я голос за спиной. – Ты же её хочешь! Всегда хотел, с первой минуты, как увидел! Ты же настоящий мужик, не то, что эти твои псевдофилософы! – вновь прозвучали нотки ядовитого сарказма. – Все они просто боятся женщин, и прячут свои страхи за словоблудием. Знаешь, что им нужно на самом деле? Несколько сеансов у хорошего психотерапевта, вроде старины Фрейда. Но ты-то не такой, ты не из их компании, ты в ней случайный человек. Тебе нужна женщина, настоящая, искусная баба! Вот она! Бери, она твоя. Веди, куда хочешь, делай всё, что пожелаешь… Она будет любой, шлюхой или святой, как закажешь! Или тем и другим сразу, ведь именно это возбуждает тебя больше всего, не так ли? Поцелуй её, чего ждёшь?
Но я отшатнулся. Я, конечно, человек современный, переживший сексуальную революцию, но как-то не привык, когда у меня за спиной стоят и указывают, что делать.
Кажется, он меня понял. Усмехнулся.
– Не волнуйся. Я не стану вам мешать. Она будет ждать тебя там, где скажешь. Как говорят у вас, в продвинутом двадцатом веке, всё ограничивается лишь твоими фантазиями. Будет то домик в Альпах, берег Атлантики или сеновал в деревне Кукуево.
Я снова заглянул в бессмысленные глаза женщины, медленно снял её ладони со своих плеч. Она не шелохнулась. Ничего не спросила, не ответила. Продолжала стоять и улыбаться кукольно, отрешённо.
– Она выглядит как обкуренная или зомби. Такая мне не нужна. Я нормальный парень, не урод, не импотент, и вполне могу иметь женщину, которая захочет меня сама, без привлечения магии и чародейства.
– Какой разборчивый, – недовольно сказал странный незнакомец, и в его дружеской улыбке промелькнуло что-то презрительно-зловещее. – Дело твоё.
Я оглянулся. Магдалин уже не было, только голубоватая дымка рассеивалась на месте, где она только что стояла.
– Слушайте, господин Копперфильд, хватит фокусов. Поищите кого-нибудь другого, о кей? Не подскажете, как выбраться к реке?
– Туда, – взмахнул он перстнем.
Я сделал шаг в указанном направлении и обомлел.
Передо мной на расстоянии нескольких шагов находился наш дом. Бревенчатый дом моего детства. С зелёным забором, из-за которого лукаво выглядывали пушистые солнечные головки золотых шаров. С кряжистыми яблонями и увитой плющом беседкой, сколоченной отцом. С резными ставенками – работой деда – и накрахмаленными занавесками на искрящихся светом окошках. С трёхцветным котом Тимофеем, лениво вылизывавшим на крыльце лощёную шерсть. С беззаботно приоткрытой дверью, из которой тянуло сладким запахом домашних пирогов и доносились заливистый детский смех и добродушное бабушкино ворчание:
– Саша, перестань есть тесто. Живот заболит. Ну что ты, как маленький, в самом деле…
Всё перевернулось у меня внутри. Из груди вырвался сдавленный крик. Я рванулся вперёд, навстречу невозможному. Споткнулся, едва не упал, удержался на ногах. И ткнулся в чёрного человека, который улыбался, на сей раз довольно, и глаза его излучали удовлетворённое красноватое сияние. Я сделал неуклюжую попытку обойти его сбоку, но ничего не получилось. Странный незнакомец будто перемещался по воздуху, всякий раз оказываясь на моём пути. Я оттолкнул его, но обнаружил, что каждая моя попытка не сокращает, а увеличивает расстояние от меня до крыльца.
– Н-ну– с, молодой человек, – сказал искуситель, радостно потирая ладони, – кажется, мы пришли к консенсусу. Я даю вам то, что вы хотите, а вы, взамен, помогаете мне. Идёт?
– Что я должен сделать? – прошептал я, дрожа от нетерпения.
– Пойти, куда я скажу, написать, что скажу, и проводить нужных людей на место этих ваших глупых сборищ. Поверьте, этим вы окажете огромную услугу всему человечеству.
Я вдруг почувствовал, как земля начинает медленное вращательное движение у меня под ногами.
– Я должен донести на Равви?!
– Я же тебе уже всё объяснил. – Мой собеседник недовольно покривился, словно поражаясь непроходимой тупости. – Это всего лишь игра. Возможно, жестокая, но необходимая. Как порка нашкодившего школьника. Чтобы не лез туда, куда ему не положено.
– Но… – Ко мне постепенно возвращался голос. – Почему я?
– А почему нет? – Он нетерпеливо взмахнул перстнем. – Ты, или кто другой? Какая разница? Считай, что тебе крупно подфартило. Вытянул счастливый билет – один из ста пятидесяти миллиардов. Ты сможешь спасти близких, прожить двести лет, неслыханно разбогатеть – и вообще сделать всё, что захочешь. О чём ещё можно мечтать? Любой вцепится в такое предложение не только обеими руками, но ещё ногами и зубами.
– А как же история… – пробормотал я.
– История? – Сухощавое лицо исказила презрительная кривая ухмылка, сделавшая его особенно неприятным. – А кто её пишет? Ничтожные существа, вроде этого вашего графомана? Да он и собственное имя путает. Неужели ты думаешь, что через тысячи лет кого-то будет интересовать, как всё было на самом деле? Останется только имя. Бессмысленный набор звуков. Иуда… Кто за ним скрывался? Какой жалкий мешок давно истлевших, рассыпавшихся в прах костей. Кому до этого дело? Людям нужны сказки. Мифы. Деньги. Жратва. Секс. Власть. Зрелища. И немножко веры, чтобы не было совсем уж страшно умирать. Ты же не думаешь всерьёз, что им нужен некий Равви с его абсурдными байками о всеобщей любви? Просто смешно! История… Напряги мозги и вспомни, кого по старой доброй легенде предпочли добрые люди отправить на крест, а кого отпустить? Ведь у них был выбор – из трёх человек. Они освободили вора и солдата – воина, убийцу… Вот какая философия им была нужна – вечного боя. Сколько войн провело человечество за две тысячи лет? А сколько войн провёл каждый из вас на протяжении своей жизни? Своих собственных, личных войн – с родителями, братьями и сёстрами, мужьями и жёнами, соседями, коллегами по работе, случайными прохожими? И это был ваш выбор. Сознательный выбор. Сколько в нём было любви, добра? Ноль целых, одна десятая? Или одна сотая? Ты, парень третьего тысячелетия, как никто другой должен это знать. Иначе ты был бы не здесь, а в гостиничном номере, в объятиях своей подружки, принимая за любовь обыкновенное стремление к спариванию. Ладно, довольно болтовни, – он досадливо поморщился, явно пресытившись моим обществом, и повелительно взмахнул перстнем. – Пошли.