Успокоительное для грешника - Кэролайн Роу

— И ты получил ответ? — спросил врач.

— Можно сказать так, — ответил Даниель. — Мы шли по монастырю, и этот брат указал мне на монаха, работавшего в небольшом декоративном садике в центре. Сказал: «Вот он. Ступня его зажила, но он все еще какой-то странный. С цветами обращаться умеет». Потом сказал, что привратник выпустит меня, и ушел. Сперва я счел это очень странным, потом я решил, что он тактично позволил мне поговорить с братом Жуакином. И я подошел к нему.

— У тебя получился разговор с ним?

— Да, — ответил Даниель. — Пожалуй. Однако это был очень странный разговор.

Он умолк.

— Даниель, — спросил Исаак, выждав подобающее время, — ты передашь мне, что говорил Жуакин?

— Конечно, сеньор Исаак, — поспешно ответил молодой человек. — Только это был очень странный разговор, — повторил он.

— Все-таки расскажи, Даниель.

— Казалось, он совершенно не интересуется своим здоровьем. Когда я спросил его о ступне, он посмотрел на нее и покачал головой. Не так, будто она беспокоила его, а словно бы не думал о своих ступнях годами. Я мог бы так посмотреть, если б вы спросили, как дела у меня с бровями.

— Интересно, — сказал Исаак.

— А потом я спросил, не собирается ли он вернуться в свой монастырь в горах. Ну… собственно, сперва я спросил, где этот монастырь находится. Он как будто бы не знал, сеньор Исаак, — сказал Даниель с недоумением. — Покачал головой и ответил, что сажал цветы, когда я спросил его о монастыре. Когда я спросил снова, он неожиданно заговорил. «Я должен вернуться в горы, — сказал он, — это единственное место, где она будет защищена от плохих людей. Я должен доставить ее обратно в горы. Ей здесь плохо». Я был поражен, как вы можете представить, и спросил, о ком он говорит. Жуакин уставился на меня. Наконец ответил: «О чаше». И тогда я спросил, у него ли она.

— Вы были одни, вас никто не подслушивал? — спросил Исаак.

— Мы находились в центре садика, разговаривали негромко, — ответил Даниель. — У Жуакина очень тихий голос. На людной улице его не расслышишь. Так что если даже монахи прятались в монастыре, не думаю, чтобы они могли нас подслушать.

— Я не был бы совершенно в этом уверен, — сказал врач.

— Может быть, и нет, сеньор Исаак, — заговорил Даниель с несколько смущенным видом. — Однако долгое время спустя — разговаривая с Жуакином, нужно набраться терпения — он сказал: «У меня ее нет. У меня забрали все, когда я был болен, но чаши у меня не было». Потом очень серьезно посмотрел на меня и сказал: «Я знаю, где она. Я всегда знаю, где она». Он говорил так мягко и так искренне, сеньор Исаак, что я почти поверил ему.

— И это все?

— Нет, — ответил Даниель. — Зайдя так далеко, я решил, что могу спросить его о чаше. И спросил, правда ли, что она опасна в руках грешника. Он ответил, что она священная, добрая и никому не причинит зла, но он должен отнести ее в горы, где она будет в безопасности. После этого, о чем бы я его ни спрашивал, я получал тот же ответ и в конце концов сдался.

— И это все?

— Все, что имеет какой-то интерес, сеньор Исаак.

— Даниель, расскажи все, что помнишь. Мне хотелось бы узнать и незначительные подробности.

— Как хотите, сеньор Исаак. Временами он говорил слишком уж сбивчиво, но я постараюсь. Я пожелал ему доброго пути. Жуакин ответил, что он уже почти готов к уходу, но не может пуститься в путь, пока луна очень яркая. Он был совершенно помешанным, сеньор Исаак, потому что тогда на нас весело светило утреннее солнце. Я согласился, что это было бы трудно — что еще можно было сказать? — и ушел, потому что из монастыря вышли несколько монахов, мне пришло в голову, что они могли заинтересоваться, о чем мы говорим.

— Они заинтересовались, — сказал Исаак. — Но гораздо меньше, чем я. Мне бы хотелось поговорить с этим парнем.

Он поднялся и стал медленно расхаживать по двору.

— Но, боюсь, скоро для этого станет слишком поздно.

Позади них лязгнули ворота, потом послышались легкие шаги по камням двора.

— Это вернулся Юсуф, — сказал Даниель.

— Господин, — спросил мальчик, — я был вам нужен? Вы сказали мне, что хотите отдохнуть…

— Я отдыхал, Юсуф. Нужен ты мне не был.

— Я вернулся так быстро, потому что получил сообщение для вас, — сказал мальчик, протягивая квадратик сложенной бумаги.

Исаак осторожно пощупал его. Он был запечатан воском, но знаки на печати были неразборчивы.

— Кто-то хочет встретиться со мной, — сказал врач, — но в такой тайне, что запечатал письмо изо всей силы. И как он думает, кто его прочтет?

— Я не должен больше вмешиваться в ваши дела, — сказал Даниель, поднимаясь на ноги.

— Спасибо, Даниель, — сказал хозяин дома — Мне было очень интересно то, что ты рассказал.

— До вечера, сеньор Исаак, — сказал молодой человек и ушел.

Исаак сломал печать, провел пальцами по поверхности бумаги и отдал ее Юсуфу.

— Там что-то написано, господин, — сказал мальчик.

— Прочесть можешь?

— Да, — неторопливо ответил Юсуф. — Надеюсь. Но буквы неразборчивы.

— Тогда позови Ракель, — сказал Исаак. — Вдвоем вы сможете разобрать написанное.

— Читать трудно, папа, — сказала успокоившаяся Ракель. Она умылась, но была рада, что может избежать внимательного взгляда матери. — Чернила бледные, перо отвратительное, почерк ужасный. К счастью, письмо короткое.

— Сможешь прочесть его? — спросил Исаак. — Признаюсь, мне не терпится узнать, что есть в письме, кроме неразборчивого почерка.

— Извини, папа. Оно начинается: «Уважаемый сеньор Исаак. Простите этот срочный вызов, но если… — Ракель умолкла, разбирая следующее слово. — Если возможно, приходите в мой дом между закатом солнца и восходом луны, со… — Она снова сделала паузу. — Кажется, тут написано: «со всей возможной осторожностью. Грааль найден, и мне нужен ваш совет. Если вы преподнесете чашу Его Преосвященству в знак доброй воли, это может оказаться значительным шагом на пути к примирению между вами. Подписано «Висенс», — сказала Ракель, возвращая письмо отцу.

— Висенс, — сказал Юсуф. — Этого не может быть.

— Почему ты так говоришь? — спросил Исаак.

— Не могу поверить, что сеньор Висенс может совершить такой дурной поступок.

— Какой? — спросил врач.

— Ну, как же — разумеется, похитить Грааль, — ответил мальчик. — Возможно, и деньги. А также убить сеньора Гвалтера. Разве он не говорит, что это дело его рук?

— Нет, здесь не говорит, — сказала Ракель, указывая на открытую страницу. — Ты не пойдешь к нему, правда, папа?

— Дорогая моя, я не отказался бы от этой встречи за все золото Арагона. Разумеется, мы пойдем.