Гроза над Цхинвалом - Александр Марков

На свежем воздухе силы быстро возвращались к Сергею и вскоре он смог подняться на ноги без чужой помощи. Голова еще немного кружилась, но опьянение постепенно выветривалось.

– Надо бы сходить на улицу Сталина, проверить, что с нашим домом, хозяйкой и вещами, – сказал Женька.

– Это далеко, – пояснил хозяин подвала. – Час идти. Не меньше.

– Час, так час, – пожал плечами Беляш. – Вы-то куда пойдете? У вас теперь дома нет…

– Родственников навестим. А если не найдем… За городом палаточный городок разбили, там есть и вода, и еда горячая. Переждем. Потом посмотрим. Во Владикавказе у нас родня.

– Вот, – Комов протянул листочек, вырванный из блокнота, на котором написал номер своего мобильного телефона. – Звоните, если что.

– Хорошо, – сказал старик и спрятал листочек в нагрудный карман рубашки.

– Спасибо вам, – сказал оператор. – Большое спасибо. Может, еще увидимся.

Старики ушли, а журналисты долго смотрели им вслед. Говорить не хотелось, да и не нужны были слова.

– Ну что же… – Женька перевел взгляд на Комова. – Двинули?

– Подожди, – попросил Сергей. – Посидим еще минутку.

– Без проблем, – согласился Беляш. – Я, кстати, и в редакцию уже отзвонился, и к тебе домой, и к Хасану. Сказал, что все в ажуре, оглядимся и выйдем на связь.

– Это хорошо, – благодарно улыбнулся Комов.

Оператор внимательно осмотрел его и поставил диагноз:

– Скоро оклемаешься. Мы ж настоящее вино пили, а не тулбурел.

– Чего-чего? – не понял Сергей.

– Не слышал? – удивился Женька. – Ну, брат!.. Так в Молдавии молодое вино называют. Я лет десять назад попал в Приднестровье. Какой-то праздник они отмечали, сейчас уж не упомню. Работали мы на пару с Анатольичем. Помнишь его?

Сергей аккуратно кивнул. Анатольич был одной из легенд канала. Менялись руководители, менялась страна, а он оставался прежним – не хватающим звезд с небес, но предельно надежным и безотказным.

– Ну вот, – продолжил Беляш. – Вечером нас в погреб затащили. Современный такой погреб, под гаражом. Стол длинный там стоит, лавки. И три здоровенные бочки. В одной белое вино, во второй – розовое, а в третьей – красное. Везде, заметь, молодое – время такое. Не вино – сказка! Пенистое, душистое, язык пощипывает. Выпьешь стакашек и чувствуешь себя так, словно в рай попал.

– Ты прям поэт, – улыбнулся Сергей.

– С литра такого вина любой поэтом станет, – отмахнулся оператор. – А там его несколько тонн было… Все мы, конечно, не выпили, но оттянулись славно. В общем, как я в гостиницу попал, не помню. Ночью чувствую: требуется встать. А дверь в туалет закрыта! Что за черт, думаю. Тут дверь приоткрывается, выглядывает Анатольич. «Сейчас», – говорит. Сделал я свое дело, выхожу, а Анатольич по новой в сортир намыливается. С книжкой, что меня особенно поразило. Дело-то уже к рассвету. «Ты чего?» – спрашиваю. «У меня, – жалуется он, – от этого чертова вина сплошной дискомфорт в желудке! Смысла нет штаны надевать. Ты-то как?» – «Нормально», – говорю и снова под одеяло. Утром он меня разбудил. Морда бледная, но подтянутый, как всегда, лысина расчесана. Я умылся быстренько, оделся. Самочувствие отличное, только в горле небольшой сушняк. Налил я стакан водички, напился… Мама миа! Поплыло все, ноги не слушаются, в глазах круги. Такое ощущение, что стакан водки натощак принял. Следующие два дня и вспоминать не хочется. Как отработал, до сих пор понять не могу.

– Опять что ли пил? – не понял Сергей.

– Какое там! Хлопну воды и – готов. Тулбурел на меня так повлиял. А у стариков мы нормальное вино пили. Через полчаса будешь, как стеклышко.

– Мудрый ты человек, – вздохнул Комов. – Везде побывал, все знаешь.

– А то! – заулыбался Беляш.

На сей раз подельникам не повезло. Село изрядно пострадало от обстрела, похоже, бои шли прямо на его улицах. Многие дома были разрушены. Какишев изматерился, подбирая «объект», достойный их внимания, и то и дело бросал злобные взгляды на ни в чем не повинного Алана. Сенакоев благоразумно молчал.

Наконец Кузя остановил свой выбор на уцелевшем доме, стоявшем на отшибе от других. Дверь в строение оказалась незапертой, но не успели приятели осмотреться, как невесть откуда появилась сгорбленная старуха, облаченная в черное платье. От ее невнятных криков закладывало уши. Взбешенный Какишев выхватил пистолет, но и это не остановило старую ведьму. Размахивая палкой, она надвигалась на растерявшегося Алана.

– Отойди! – выдохнул Кузя.

Сенакоев инстинктивно отстранился. Он видел, как исказилось гримасой лицо подельника. Пистолет сухо щелкнул, но выстрела не последовало. Матерящийся Кузя отбросил старуху в сторону, она отлетела к стене, осела на пол, но тут же начала вновь подниматься на ноги. При этом бабка не замолкала ни на минуту.

– Уходим, – приказал Какишев.

Они вывалились во двор, но далеко отойти не успели. Размахивающая палкой и вопящая, как на пожаре, старуха появилась в дверном проеме.

– Ну, сука… – скрипнул зубами Кузя.

Он лихорадочно передергивал пистолет, но что-то в обычно надежном «ПМ» заклинило.

– Врежь ей! – взвизгнул Какишев.

– Чем? – растерялся Алан.

– Поленом! Дай по башке, чтобы заткнулась наконец…

Сенакоев беспомощно скользнул взглядом по двору, оглянулся и… В животе у него похолодело. К дому быстро приближались несколько человек с автоматами наперевес.

Кузя тоже заметил незнакомцев. Издав какой-то странный звук, он отбросил пистолет, прошмыгнул в косо висящие ворота и помчался к росшим неподалеку кустам. За ним устремились два автоматчика.

Остановившимися глазами Алан смотрел на подходившего к нему человека с двумя маленькими звездочками на погонах.

«Русский…» – мелькнуло в голове.

Молодой парень настороженно смотрел на него, дуло автомата было нацелено прямо в живот Алана. Старуха, замолчавшая на несколько мгновений, опять завопила. Автоматчик поморщился.

– Что здесь происходит? – спросил он.

Словно какой-то рычажок сдвинулся в голове Сенакоева. Он сделал шаг навстречу автоматчику и силой рванул рубаху на груди.

– Что?! – Алан никогда не думал, что у него такой визгливый голос. – Что происходит? То, что и должно! Сколько мы можем терпеть этих грузин?! Кто позволил им мучить наш народ, убивать моих братьев и сестер? Хватит! Пришел наш час, и мы рассчитаемся с ними за все обиды? За вековые обиды!

– Что ты сказал?

Голос был знакомым. Сенакоев испуганно оглянулся и обмер. В нескольких шагах от него стоял Ревазов. Небритый, с темными кругами под глазами, одетый в порванную и запыленную камуфлу. Глаза учителя не отрываясь смотрели на Алана, по щекам перекатывались желваки.