Почти идеальные люди. Вся правда о жизни в «Скандинавском раю» - Майкл Бут

Вечером на телеканале NRK1 показывали, как проходил праздник в разных уголках Норвегии. В перерыве между репортажами из сельской глубинки с ее малопонятными ритуалами (в деревне Хьетта на севере страны дети били молотками по нефтяной бочке, которую катили на тележке из супермаркета) интервьюер в национальном костюме спросил иракскую женщину о главных, по ее мнению, чертах норвежцев. «Это демократы, социалисты, плюралисты. Может быть, не очень общительные», – сказала она. Другие комментаторы подчеркивали, что стать норвежцем может любой, не важно, иммигрант он или нет, а «не поддаваться угрозам» – главная черта национального характера. Один из них сказал также, что русское[54] происхождение победителя вчерашнего конкурса Евровидения – яркий пример «Новой Норвегии». «Мы должны гордиться тем, что у нас так много акцентов», – добавил он.

Посмотрев утренний парад и помахав издалека королю, я присел на поросший травой склон понаблюдать, как детей рассаживают по автобусам. Начиналось настоящее веселье – время расслабиться выпускникам.

По всей Скандинавии ученики gymnasium, то есть старших классов, отмечают праздник, разъезжая по улицам своих городов на самых разнообразных открытых транспортных средствах – тракторах с телегами, грузовиках или автобусах. По непонятным причинам в Дании и Швеции они надевают белые капитанские фуражки, что делает их похожими на членов яхт-клуба. День выпуска обычно приходится на будни, и можно наблюдать странное зрелище – основная масса людей спешит по делам, а в это же время небольшая часть граждан отрывается по полной программе.

Как-то мы с семьей были на пляже в Дании. Из подъехавшего грузовика высыпала толпа празднующих выпускников. Они быстро разделись и нагишом поскакали в море. В Англии или в Штатах взрослые начали бы прикрывать глаза детям, громко охать или даже звонить в полицию. Но датские родители только смеялись и аплодировали выставке модных интимных стрижек, промелькнувшей перед глазами их детей.

Если шведы разумно начинают веселиться после экзаменов, то в Норвегии выпускники уходят в отрыв до них, что говорит либо о всеобщей уверенности в себе, либо о полном пофигизме. К своим белым фуражкам они надевают красные джинсовые комбинезоны, украшенные фестончиками в виде флагов и разнообразными ярлыками. Носят их по крайней мере в этом году со спущенными бретельками.

Еще одна забавная вещь: выпускники раздавали что-то вроде визиток со своими фотографиями и одной-двумя шутками. Дети помладше, кого не успели срочно вывезти из города, носились вокруг, стараясь собрать карточки – кто больше. Это было очень трогательно. Одним словом, на смену дирндлям и пелеринам явилось целое море пляшущих, скачущих, время от времени переплетающихся между собой красных комбинезонов, немалая часть которых вскоре разлеглась на траве.

В Осло нагишом никто не купался, зато пили очень много. Пресловутая helgefylla (норвежское название беспробудной пьянки) с участием выпускников и отмечающих День независимости гуляк веселилась, пела и пила до изнеможения среди сияющих стеклом жилых башен Aker Bygge. Этот заново отстроенный портовый район – излюбленное место жительства яппи с самыми модными барами и заоблачными ценами на недвижимость.

Серьезное пьянство проходило именно здесь, рядом с городской гаванью и великолепным новым зданием оперного театра, примерно с обеда и до следующего утра. Казалось, полстраны съехалось в Осло, чтобы как следует повеселиться. Ближе к ночи улицы были усыпаны пустыми бутылками из-под шампанского. Победившая на Евровидении песня Fairytale рвалась из динамиков, из забитых под завязку баров выползали подгулявшие посетители, чтобы подышать свежим воздухом при свете белой ночи. Женщины в длинных вышитых юбках танцевали с мужчинами в пелеринах, молодежь в красных комбинезонах отплясывала с молодежью в белых фуражках. Оказаться в Норвегии в этот день было просто замечательно.

Примерно через два года, работая у себя дома, я увидел на экране компьютера новость: в центре Осло взорвалась мощная бомба. Вскоре стали появляться сообщения, что неизвестный стрелок убил несколько человек, возможно даже целых пятнадцать, в летнем молодежном лагере Рабочей партии на острове Утойя к северо-западу от столицы.

Даже в разгар зимы солнце светит так ярко, что приходится щуриться. Выйдя из терминала аэропорта, я уловил в воздухе легкий аромат свежей хвои.

Водитель автобуса что-то хмыкает в ответ на мой вопрос, едет ли он в центр Осло. Я принимаю это как утвердительный ответ, но по пути беспокойно поглядываю вокруг в поисках подтверждения, что мы едем в нужную сторону. Мы проезжаем мимо яхтенных стоянок в фьордах. Среди расставленных в строгом порядке елок мелькают яркие фигурки пешеходов с палками для скандинавской ходьбы. Я не устаю поражаться, как красива Норвегия. Возможно, это самая красивая из всех стран, где мне довелось побывать.

Минуло семь месяцев с того дня, когда 32-летний житель Осло, радикальный расист Андерс Беринг Брейвик удвоил статистику убийств Норвегии, за один день лишив жизни 77 человек. Одной из причин его ненависти к иммигрантам-неевропейцам была навязчивая идея, что именно они совершают большую часть насильственных преступлений в стране. Ну что ж, теперь это уже иначе.

Из автобуса кажется, что все осталось по-прежнему. Но что я ожидал увидеть? Колючую проволоку и вооруженные полицейские патрули? Маловероятное зрелище в стране, чей премьер-министр во время церемонии прощания с погибшими на Утойя и в Осло произнес одну из самых бескомпромиссных речей в защиту гражданских свобод из тех, что я когда-либо слышал. Йенс Столтенберг призвал к «большей открытости, большей демократии». Другие политики в этой ситуации скорее всего обещали бы отмщение и использовали страх избирателей, чтобы добавить себе власти и авторитета и дискредитировать гражданские свободы. Его речь напомнила, что политические лидеры Скандинавии часто становятся моральным примером для остального мира.

Прогулка по городу (я искал ресторан подешевле, изучая уличные меню, как какая-нибудь голодная девочка со спичками[55]) подтвердила мое впечатление: почти ничего не изменилось. На улицах Осло не было ни баррикад, ни новых мер безопасности. При входе в метро никого не гнали через рамки металлоискателей, вооруженная полиция не патрулировала торговые центры, в государственных учреждениях не обыскивали на входе. Перед королевским дворцом не появилось ни заграждений, ни пропускного пункта, и можно было, как и прежде, подойти прямо к его дверям.

Судя по всему, обстановка и образ жизни норвежского общества не претерпели существенных изменений. Когда я сел на трамвай в Блиндерн, где находится Университет Осло, мне пришло в голову, что сам вопрос, «как Брейвик изменил Норвегию?» делает этого человека гораздо значительнее, чем он того заслуживает. Но вопрос следовало задать, и поэтому я снова приехал в Норвегию.