Поездом к океану - Марина Светлая

Но вместо этого она неспешно прошла в гостиную, где под столиком валялась заброшенная туда еще только прошлым днем папка с документами из КСВС. Так же неспешно она подняла ее с пола и открыла первую страницу с прошением и резолюцией. Аньес отчетливо помнила, что, когда заполняла формуляр, ей сказали не трогать строки с именем начальника – дескать, начало года, он еще не назначен. Эти строки пустовали и сейчас. Зато под размашистым «Отказать» в углу листа теперь значилось «H. Hubert». С четкими заглавными буквами «H» и малоразборчивыми прописными. Потому она и не увидела сразу. Потому и не поняла.

Должно быть, ему было весело. Во всяком случае, Аньес искренно надеялась, что Анри удалось вдоволь позабавиться за ее счет, ведь теперь ее очередь.

* * *

Антуан де Тассиньи. Советник Шумана. В его кабинете в форте д'Иври в конце рабочего дня, когда солнце уже скрылось за лысыми по зиме вязами и даже добралось до западной крепостной стены. Еще несколько минут – и сумерки. Юбер грелся крепким кофе. И лишь его мог предложить визитеру в качестве жеста вежливости.

- Черт подери, холод у вас собачий, как вы в этой конуре солдат держите? – возмутился де Тассиньи, поглядывая в окно.

- Солдаты живут не в этой конуре, а в казармах, здание справа, - кивнул подполковник. – Там отапливают вполне сносно, если вы обеспокоены содержанием капрала Эно де Тассиньи.

- Уже наслышаны?

- Разумеется. Его контракт подписывал я.

- И как? Решено, куда его отправят?

- Что бы ни было решено, у вас ведь свои соображения на этот счет? – приподнял бровь Юбер.

- Жюльен у меня один. Ему всего семнадцать. Я не могу рисковать им, как мой бесконечно великий родственник де Латр рискует своим Бернаром. Но и не подписать разрешение на его службу было бы ошибкой.

- Понимаю. Вы хотите оставить его во Франции?

- Уж во всяком случае, не пустить дальше Африки! Если ему охота надеть форму, как прочие члены нашей славной семейки, то отправьте его хоть в Алжир. Там служит двоюродный брат Жюльена. Разделять их я не хочу, чтобы потом не искать кости в разных частях света.

Юбер захлебнулся кофе и оторопело взглянул на де Тассиньи. Прокашлялся. Мысли в голове заметались хаотичным образом, но он усиленно пытался привести их в порядок. Вышло так, как вышло, но ему удалось спокойно выговорить:

- Как я погляжу, вы исходите оптимизмом.

- Я не слепой. И вы не слепой. Когда с нами будет покончено во Вьетнаме, начнется то же самое в Африке. Нас выкурят оттуда самое большее за десять лет. Но сколько могу, я буду оттягивать знакомство Жюльена с войной.

- Я полагаю, все мы с ней давно познакомились… самым тесным образом.

Де Тассиньи кивнул. Он казался довольно расслабленным и спокойным. И вполне добродушно улыбался, произнося вслух ужасные вещи. Этакий весельчак и балагур с вечеринки у Риво – таким он запомнился Юберу тогда. Таким он и теперь выглядел. Штука в том, что только лишь выглядел.

- Это разные вещи, господин подполковник, - заговорил он снова. – Вы воевали, и вы не можете не помнить… того, какие мы были тогда, здесь, у себя дома. Помните, ведь? За свой кров и воюется иначе, верно? Потому нет, я не принимаю ваш аргумент. Нынешняя война не чета той, что велась на наших улицах и в наших полях. Вы же все видите. Это… никому не нужно. Люди, которые встречали союзников с ликованием и благодарностью, далеко не в восторге от того, что творится в колониях. Они не понимают, за что там гибнут наши солдаты. И не сегодня – так завтра заговорят об этом не только на своих кухнях. У нас нет поддержки среди собственных сограждан, чтобы вести эту кампанию. Мы проиграли в тот момент, когда начали.

- Каждый делает то, что велит ему честь, - пожал плечами Юбер. – Я офицер. И если моя страна говорит мне идти и убивать вьетнамцев, я пойду и буду их убивать. Тем более, вам, как и мне, прекрасно известно, кто и как там воюет.

- Кроме соображений чести, есть еще и соображения совести. Быть может, потому я не военный. Иначе как знать… заткнул бы еще за пояс де Латра, - рассмеялся де Тассиньи. – А так я не мучаюсь выбором. Ныне моя страна велит мне кормить нашу армию, а это уж получше, чем стрелять.

- Почти все что угодно лучше, чем стрелять, - в тон ему с улыбкой на лице ответил подполковник. – Но ведь и ваш сын – всего лишь выучился на корреспондента. Ему полагается оружие, поскольку он считается военнослужащим, но… его задача иная – заставить людей на их кухнях… изменить нынешнюю точку зрения.

- И это тоже заранее проигранная война, -  отмахнулся де Тассиньи.

- Потому что вы считаете неправильным происходящее?

- И поэтому тоже. И вы слукавите, если не думаете того же. Иначе при вас бы я всего этого не говорил – не рискнул бы.

Юбер бы тоже в эту минуту не рискнул бы ни согласиться, ни оспорить сказанное. Для него все одно. Немцев он ненавидел за то, что они сделали. Вьетнамцев, выходит, ненавидеть не за что. Тут их черед. Но если уж его колыбель – война, если это единственное, что он может, – куда идти? Не воевать же против Франции только потому, что сейчас он с ней не согласен!

Потому что есть еще соображения верности, о которой они почему-то не упомянули.

Оставалось лишь заверить посетившего его государственного мужа в том, что капрал Жюльен Эно де Тассиньи получит назначение в Алжир, но никак не в Индокитай. На том и распрощались, пожав друг другу руки и обещавшись еще увидеться.  Юберу нравился этот человек, редко когда ему вообще нравились люди. Но де Тассиньи был искренен даже в том, против чего Лионец решительно протестовал бы.

Подполковнику оставалась еще одна встреча в этот бесконечный холодный день, закат которого отливал красным, но об этом он предпочитал не думать. У него припасено несколько минут для того, чтобы не думать. И ими он намеревался воспользоваться. Хоть немного побыть в тишине. Успеть вернуть себе холодность, которую напускал на себя перед боем, нарастить броню, отделяющую его от любых чувств или слов.

Потому что, стоя у подоконника с чашкой остывшего кофе, он отчетливо видел, как к зданию подъехал темно-вишневый Ситроен. И знал наверняка, что сейчас Аньес отстукивает своими каблуками ритм шагов по каменному полу коридоров.

Минута.

В двери лейтенант Дьен.

- Мадам де Брольи приехала, господин подполковник. Я могу ее пригласить?

- Да, проводите сюда, пожалуйста.

И снова мгновение между вдохом и выдохом, когда Аньес показывается в дверном проеме и решительно проходит внутрь. На его стол, громко стукнувшись о столешницу, падает папка с ее делом. Можно не открывать. Анри и без того знает, что там. Это ровно та же самая папка, что побывала в его руках несколько дней назад. Он же безотрывно смотрит на Аньес. На той темное пальто шоколадного цвета с пелериной и хорошенькая шапочка, похожая на кепи. Высокие перчатки и яркая зеленая сумочка в тон пуговиц. Какая, к черту, ей армия! Она одевалась не иначе чем в известных парижских ателье!