Маэстра. Книга 2. Госпожа - Л. Хилтон

После нескольких попыток я обнаружила ряд веб-сайтов Французского общества адвокатов, на которых узнала, что Эдуарда Гиша сделали партнером в этом бюро после смерти Ралевски и последние десять лет его фирма занималась транзакциями недвижимости через швейцарскую компанию, в частности с жилыми зданиями в Париже, Клермон-Ферране и на Лазурном побережье. Еще порывшись в Сети, я обнаружила, что в этой швейцарской компании директором значится Баленски и что разрешение на работу сотрудникам этой компании было выдано французскими властями. Я попробовала почитать несколько русских сайтов, но моего словарного запаса не хватало. В принципе история довольно тривиальная для «олигарха», однако предположительно фигура масштаба Баленски — или, возможно, Ермолова — с подобным состоянием и интересами должна иметь армию адвокатов по всему миру. Я даже не думала, что Гиш сможет привести меня к разгадке того, что произошло на площади Одеон, но в поисках загадочного свидетеля событий той ночи больше ухватиться мне было не за что.

Именно поэтому в следующие два дня я снова приходила на площадь Побед. На третий день около пяти часов Гиш вышел из офиса и быстрым шагом направился к реке с солидным брифкейсом в руках. Я не особенно разбираюсь в технике ведения слежки, ну разве что в шпионских романах читала, но за ним следить было несложно, особенно если учесть, что его сделанные на заказ туфли от «Оберси» были снабжены латунной набойкой и стучали по мощеной набережной не хуже шпилек. Слежка оказалась интересным занятием. Гиш пошел в сторону Отель-де-Виль, потом перешел через мост Мари на остров Сен-Луи и свернул налево на Анжуйскую набережную. Я шла примерно тем же маршрутом через остров в ночь нашего знакомства с Рено и в последний раз, когда выкинула его голову в воды Сены. Каким же долгим оказалось наше прощание…

Гиш остановился, достал телефон, набрал номер, поговорил с кем-то, все время оглядывая улицу и реку, как будто кого-то высматривал. Неужели он заметил меня? Потом пошел дальше, теперь чуть медленнее, убрал телефон и достал связку ключей, ярко блестевших на фоне темной ткани пиджака. Неужели идет домой? Он остановился у зданий в конце набережной, в восточной части острова, и тут произошло следующее: Гиш поставил брифкейс на землю и подошел к простой черной деревянной двери, но тут со стороны моста Сюлли появился какой-то молодой человек и окликнул его. Гиш резко обернулся, похоже, узнал юношу и замахал на него руками, явно желая, чтобы тот ушел. Я подобралась поближе, делая вид, что любуюсь Сеной, и достала телефон, притворяясь туристкой, снимающей на видео проходящие мимо корабли, а сама кликнула на приложение «Миррор контраст» и стала наблюдать за стоявшей за моей спиной парой.

Молодой человек, окликнувший Гиша, при ближайшем рассмотрении оказался вообще мальчишкой, на вид лет двадцати. Темные волосы, демонически красивое лицо и тело танцовщика, стройные линии которого я увидела, когда он попытался схватит адвоката за плечо и повернуть его к себе, а куртка от «Валентино», темно-синяя, из прошлогодней коллекции, с агрессивными заклепками на воротнике, распахнулась. В его пухлых губах была какая-то испорченность, он напоминал мне прекрасного, соблазнительного Купидона Караваджо. На запястье юноши сверкнули золотые часы, а вот брюки и ботинки были явно дешевые. Интересно! Гиш повернулся и заговорил с ним. Кажется, они даже не спорили, скорее, мальчишка его о чем-то просил с умоляющим и льстивым выражением лица. Гиш покачал головой, открыл дверь, помедлил, потом обернулся и сказал что-то еще. Юноша кивнул и пошел в ту сторону, откуда пришла я, но по противоположной стороне набережной. Дверь закрылась. Я обернулась, убрала телефон и перешла дорогу к жилому дому, вздрогнув от страха, когда дверь внезапно открылась, но Гиш не заметил меня. Он замер на пороге и смотрел вслед юноше, пока тот не повернул налево на улицу Сен-Луи-ан-л’Иль и не исчез из виду. Как только я услышала, что дверь снова закрылась, то побежала за юношей по главной улице острова. Уже начинало темнеть, улицы наполнились набегавшимися по магазинам и теперь ищущими, где бы поужинать, туристами, в толпе было сложно разглядеть темную куртку парня или блеск его часов. Он уже дошел до середины моста и направлялся в сторону Нотр-Дама. Я прибавила ходу, но тут он, к моему облегчению, остановился, чтобы прикурить, с самодовольной улыбкой разглядывая свое отражение в Сене. Парень прекрасно понимал, какой он красавчик.

Пока он курил, я достала дешевую ярко-оранжевую пашмину, купленную чуть раньше на лотке на набережной. Я собиралась закутаться в нее во время слежки. Теперь если мальчишка меня заметит, то увидит только яркий платок, а если я сниму его, то тут же пропаду из его поля зрения. По крайней мере, так пишет Джон ле Карре. Парень докурил, бросил окурок в реку, задумчиво посмотрел на телефон и пошел дальше. Должна признаться, вся эта история со слежкой меня искренне забавляла. «Видеть мир, быть в самой его гуще и остаться от него скрытым… Наблюдатель — это принц, повсюду сохраняющий инкогнито»[7].

Наверное, именно это чувство я и любила больше всего: полная изоляция и крайняя анонимность, когда ни одна живая душа не знает, кто ты и где ты.

Я без особых затруднений проследила за юношей до фонтана Сен-Мишель, потом последовала за ним в лабиринт узких улочек Латинского квартала, испорченного неоновыми вывесками кебаб-закусочных. К вечеру похолодало, поэтому я ощутила прилив благодарности, когда он зашел в закусочную, и я тоже оказалась в пропахшем жиром теплом воздухе. Я притворилась, что изучаю написанное на стене меню, а он пожал руку парню, стоявшему за фритюрницей, и что-то сказал ему по-арабски. Я встала в очередь, прислушиваясь к их разговору, который уже начинал раздражать уставших ждать покупателей, наконец парень за стойкой пожал плечами, сделал кебаб с курицей и огромной порцией салата и картошки фри, запихнул все в питу, вручил моему незнакомцу, кивнул и подмигнул. Парень протянул руку за кебабом, рукав задрался, и я заметила, что часы у него «Ролекс». Кажется, и правда «Ролекс». Но зачем человеку, который носит такие часы, ходить в шаверму? Он вышел с кебабом на улицу, встал за один из столиков, принялся жадно есть, явно пытаясь не запачкать руки и одежду, а я пила кофе и наблюдала за ним. Потом мы пошли дальше, он зашел в туалет в находившемся неподалеку «Макдоналдсе», затем перешел через мости направился на восток в сторону Центра Жоржа Помпиду, потом снова на восток. Я с легкостью шла за ним, потому что он часто останавливался поговорить по телефону. После гадкого эспрессо из шавермы у меня пересохло во рту, но я не решалась остановиться купить воды, чтобы не упустить клиента. Он бродил по улицам еще с час и где-то в начале девятого наконец уселся за столик в летнем кафе в Бельвиле. Об этой части города я когда-то и мечтать не могла: даже столики в кафе выглядели так, будто с легким презрением приподнимали юбки, чтобы возвыситься над тем, во что теперь превратился этот район. Я неохотно сняла с плеч пашмину и уселась в дальнем углу террасы. Официант явно не спешил принять заказ, но в конце концов мне принесли совершенно жуткое божоле, а мальчишке — «Рикар». Что ж, освежает дыхание. Я старалась пить так же медленно, как мой клиент, и мне показалось, что прошел как минимум год. Он бесцельно крутил в руках телефон, я читала последний роман Уэльбека, украдкой поглядывала на клиента и, поморщившись, делала глоток.