Карибский брак - Элис Хоффман

– Благодарю вас за стремление помочь, – ответила она, – но у меня не хватает времени ни на что, кроме детей.

– Нам было бы очень жаль, если бы вы совершили ошибку, – сказали женщины дружеским тоном, хотя вовсе не были ее подругами.

– Все совершают ошибки, – ответила Рахиль.

– Но не такие, – бросила мадам Галеви и, отведя Рахиль в сторону, добавила: – Я говорила с Фредериком, но он явно потерял голову.

– Вы говорили с ним? – возмутилась Рахиль. – Кто вы такая, чтобы вмешиваться в нашу жизнь?

– Я была подругой вашей матери и стараюсь делать то, что сделала бы она, если бы была жива. Ваши чувства к этому человеку кажутся вам самым главным на свете, но ведь любовь – умопомрачение. Стоит ли она того, чтобы разрушать жизнь ваших детей? Если вы станете изгоем, это будет и их судьба.

– Да откуда вы знаете, что такое любовь?

– Я знаю, что такое погубленная жизнь, – сказала мадам Галеви. – Вы считаете себя очень умной, так докажите это. Обуздайте свое сердце и прислушайтесь к моему совету.

Рахиль отвела детей домой и оставила их на попечение Розалии. Ей надо было обдумать сложившееся положение. Она прошлась по берегу в том месте, где клали яйца черепахи, где они с Фредериком, лежа рядом, наблюдали за этим чудом. Она вспомнила слова Розалии о том, что может случиться, если любишь человека слишком сильно. Она подумала, сколько потеряла Жестина из-за любви. Она думала о многом и никак не могла собраться с мыслями. И в конце концов поняла, что не может подчиняться одному лишь рассудку.

Ночью она лежала рядом с Фредериком на его узкой постели. Она пошла к нему, уложив детей и двигаясь по коридору бесшумно, как призрак. Иногда, засыпая вместе с ним, она слышала шум дождя. Он говорил, что они поступают неправильно, что он предает своего дядю, а главное, компрометирует ее. Тогда она вспоминала, как он молод. Он не мог представить, насколько ей все это безразлично. К тому же эти его сожаления не останавливали его. Часто он приставлял к дверям стул, чтобы никто из детей не мог случайно забрести к ним. Когда она вскрикивала, он прикрывал ладонью ее рот, но однажды они оба потеряли контроль над собой. Эмма услышала их стоны и, решив, что это привидение, в испуге прибежала к их дверям. Рахиль, накинув халат, унесла девочку в постель, шепча ей, что привидений не существует. Но Эмма видела привидение. Оно было в маминой постели и приняло облик их любимого Фредди. Утром Эмма насыпала соль вокруг стула, на котором обычно сидел ее дядя, так как Розалия говорила, что духи боятся не только синего цвета, но и соли, которая обжигает их.

В тот же вечер Фредерик сделал ей предложение. Он сделал это очень обстоятельно, по-французски. Он попросил Розалию увести куда-нибудь детей, сходил к лучшему ювелиру и купил тонкое и очень изысканное золотое кольцо с французским клеймом. Он нарвал цветов бугенвиллеи в саду и поставил их в вазу на столе, но при этом уколол палец. Когда он вошел с розовыми цветами, Рахиль заметила кровь на его пальце и, не обращая внимания на цветы, взяла его палец в рот. Старики говорили, что таким образом можно снять боль от укуса пчелы, но Фредерика это страшно возбудило, он потащил ее в постель и не хотел отпускать даже тогда, когда Розалия закричала им, что пора ужинать. Он зажал ей рот рукой, чтобы она не могла ответить Розалии, и она укусила его совсем как в его сне. Он засмеялся, подумав, как близка повседневная жизнь к его снам.

Наконец Рахиль вырвалась от него и, отвернувшись, надела платье. Он встал на одно колено в чем мать родила и попросил ее руки по всей форме. Рахиль так хохотала, что опустилась на пол рядом с ним.

– Ты смеешься надо мной! – обиделся он.

– Нет, – возразила она. – Но это невозможно.

– Разумеется, возможно. – Он поднялся и стал одеваться, тоже отвернувшись.

Подойдя к нему, Рахиль обняла его сзади и положила голову ему на плечо. Она чувствовала все, что происходило в нем, включая боль, которую она ему только что доставила. Ее любовь к нему, казалось, удвоилась в один миг.

– Ты уверен, что хочешь предстать пред грозные очи мадам Галеви?

Теперь уже рассмеялся он.

– Я думал, ты не боишься этой старой ведьмы. Мне-то она не страшна. Это наше личное дело, оно не касается ни ее, ни кого-либо еще. Они в конце концов смирятся.

– Ты их не знаешь. Они прожили сотню жизней, страдая ради свободы. У них есть основания придерживаться своих правил и есть основания быть непримиримыми к людям вроде меня. Они объявят нам войну.

– Да нет, – спорил Фредерик, безостановочно целуя ее. – Им ничего не остается, как пойти с нами на мировую.

Но она знала, что мадам Галеви права и что она, Рахиль, может погубить их обоих, если так суждено.

Она приняла его предложение, но отказалась надевать кольцо до свадьбы. По вечерам она бродила по берегу, размышляя, не следует ли ей изменить свое решение. Она была старше его и опытнее, здравый смысл говорил ей, что надо прервать их связь. Можно было бы, например, написать родным Фредерика во Францию и потребовать, чтобы они отозвали его домой и прислали вместо него какого-нибудь пожилого дядюшку, семейную пару или родственника со скверным характером.

Рахиль с самого начала противилась приезду Фредерика. После смерти мужа она послала его племяннику письмо, предлагая ему остаться во Франции. «Благодарю Вас за намерение помочь мне, но не считайте это своей обязанностью, я прекрасно справлюсь сама», – писала она. Он прислал ответ: «Разумеется, я приеду, чтобы помочь». Она выругала его, а на следующее утро пошел дождь, совершенно неожиданный для этого засушливого сезона. Теперь она решила перечитать это письмо и обнаружила постскриптум, который почему-то не заметила раньше: «Все мои помыслы связаны с Вами».

Каждый вечер она уходила все дальше, пока однажды, задумавшись, не оказалась в незнакомом ей месте. Заблудилась, хотя с детства бродила по этим холмам. Она находилась на дороге, идущей в гору; слышался шум водопада, напоминавший стук сердца. Рахиль подумала, что любовь все-таки очень таинственная вещь, и когда она настигает тебя, то кажется, что это сама судьба.

Неожиданно перед ней возникла хижина деда-травника. И это, видимо, тоже было не случайно. В первый раз даже Жестина с трудом отыскала дорогу сюда. Наверное, сейчас ее привела к хижине ее любовь, которая была судьбой. Травник вышел ей навстречу, словно ждал ее прихода, – она ведь должна была выполнить обещание.

– Спасибо, вы вернули мне жизнь, – сказала Рахиль и поцеловала старика. Он ничего не ответил ей, но принял это как должное.

Одевшись во все лучшее, они пошли в синагогу за разрешением на заключение брака. Оба были до предела взволнованы. Но наряжались они напрасно, к раввину их не допустили. Его помощник сказал, что раввин занят. Они прождали больше четырех часов. Люди приходили к раввину один за другим, и он их принимал. Наконец Фредерик не выдержал и постучался в дверь опять. На этот раз ему сказали, что раввин ушел домой обедать. На следующий день они пришли снова, и повторилось то же самое. Они ходили в синагогу в выходной одежде целую неделю, каждый день им говорили, что раввин не может их принять, и они ждали в коридоре, сидя на резной деревянной скамье. В конце недели секретарь вынес Фредерику записку от раввина. Прочитав записку, Фредерик скомкал ее, бросил на пол и вышел вон. Прежде чем последовать за ним, Рахиль подняла записку и прочла ее. «Делить ложе с членом своей семьи – это омерзительный грех и противозаконное деяние, – писал раввин. – Возвращайтесь в Париж».