Любовь в каждой строчке - Кэт Кроули

Она смотрит на меня, и мне кажется, что я падаю в пропасть.

– Какие у тебя глаза огромные.

– Это чтобы лучше видеть тебя, – смеется Рэйчел.

Мы стоим очень близко друг к другу. Жаль, что Эми вернулась. А то я попросил бы Рэйчел повторить тот поцелуй. Конечно, она хочет убедить меня, что целовались мы только напоказ, но я в это больше не верю. Я ведь знаю Рэйчел. Если бы она не хотела, ни за что бы не стала.

– В чем дело? – спрашивает она.

– Ты о чем?

– Ты улыбаешься.

– Да так, кое-что понял.

Я не успел сказать, что именно, потому что Рэйчел вдруг воскликнула:

– Это же Уолкотт! – Она показывает на книгу, которую я держал.

В этом томике нет пометок, надписей. Но нам обоим почему-то кажется, что это та самая книга. Мы решаем довериться судьбе и не ехать…

Мы зашли перекусить. Делаем заказ и смотрим на купленную книгу, которая лежит посреди стола.

– Мне кажется, это знак, – говорю я.

– Мне тоже, – соглашается Рэйчел.

Какой знак, мы уточнять не стали. Улыбаемся друг другу. Очень хочу поцеловать ее.

– А давай зададим друг другу вопросы, которые давно хотели задать? – предлагаю я, пока мы едим.

– О чем?

– Друг о друге.

– Да я все о тебе знаю.

– Нет, так не бывает. Всегда можно узнать что-нибудь новое. Давай проверим: сначала я буду задавать тебе вопросы о себе, а ты отвечать.

– Игра называется «Нарциссизм»? – спрашивает Рейчел.

– Игра называется «Генри». Вопрос первый: мой первый поцелуй?

– С Эми.

– Неправильно.

– А с кем?

– С тобой. В четвертом классе я поцеловал тебя в губы.

– Да ладно?

– Салочки-поцелуйчики. Не помнишь?

– Не помню. Сейчас ты нанес мне психологическую травму. – Рейчел округляет глаза.

– Вопрос второй: мой любимый цвет?

– Рыжий. Цвет волос Эми.

– Неправильно. Был рыжий, а теперь голубой, – улыбаюсь я, глядя ей прямо в глаза.

Я почти уверен, что между нами нечто большее, чем дружба.

– Окей, спроси еще что-нибудь, – не сдается она.

– Нет, теперь играем в «Рэйчел».

Она поворачивается к окну, смотрит на океан и говорит, что в эту игру нужно играть на берегу.

Игру, которую затеял Генри, можно понимать по-разному – я пытаюсь убедить себя в этом. Пытаюсь иначе расценивать его взгляд в книжном магазине, убедить себя, что он целовался из-за Эми и любит только ее. Но ведь это у меня голубые глаза. Со мной он впервые поцеловался (вот так новость!). Он здесь, со мной. А Эми так далеко…

– Теперь играем в «Рэйчел», – говорит Генри, и я, не раздумывая, зову его на берег.

Мы на полуострове, до города меньше двух часов езды. Это в противоположном направлении от Си-Ридж. Океан здесь другой – и вид, и запах.

Другое название. Но та же непредсказуемость стихии.

– Ты уверена, что хочешь туда? – спрашивает Генри.

Я думала об этом с того момента, как пришло письмо от продавца книги. Утром я взяла у Роуз купальник. Было немного страшно, но я натянула поверх него платье и сказала себе, что купаться вовсе не обязательно. Купальник просто на всякий случай.

Слишком долго я не видела океан – подумала об этом в магазине, когда представила, как Генри будет жить без книг. Его мир станет слишком унылым, как и мой без воды. Мы все ближе подходим к берегу, и я слышу шум набегающих волн. Я готова к встрече с водой. Вот она – лежит передо мной, такая бескрайняя. Мы с Генри долго сидим на берегу и смотрим на океан. Это мои ночные кошмары: он то забирает Кэла, то снова приносит ко мне – бледного, как тот клюворылый кит. Рассказываю Генри о трех слоях океана: слое солнечного света, зоне сумерек и полночной зоне. Обитатели последней светятся. До смерти Кэла этот слой интересовал меня больше всего. Мне хотелось туда погрузиться, чтобы его изучать. Генри говорит, что я невероятно храбрая, но никакой храбрости здесь нет. Я и подумать не могла, что однажды со мной или моими близкими случится страшное. Океан всегда будет напоминать мне об обратном: возможно все.

Я так хотела увидеть косатку, клинобрюшку, адского вампира. Сидела над книгами, разглядывала пегасов…

– Мне страшно, но я снова хочу изучать океан.

– Не вини себя, – произносит Генри.

Пожалуй, это самые нужные слова.

– Хочешь поплавать? – предлагает он, но я пока не готова.

Сидим на берегу почти час. Я смотрю на океан, на Генри. Он строит замок из песка и обкладывает зубчатые стены ракушками. Перед отъездом он идет к воде вымыть руки. Наверное, нарочно: вернулся и обрызгал меня, чтобы я снова почувствовала эту воду.

Небо отсвечивает бледно-розовым, когда Генри подъезжает к дому Роуз. Мне нужно переодеться к вечеру. Помню, как Гас во время одной из наших встреч сказал мне: «Однажды ты почувствуешь, что все в порядке». Сказал это так просто, будто говорил о посылке, которую я скоро должна получить.

– Рэйчел, – начинает вдруг Генри. Выражение его лица, наша сегодняшняя игра дают мне смутную надежду. – Я… понимаешь… – Он замолкает; мысленно умоляю его продолжать. – А, не важно. Встретимся в книжном в семь.

Выходя из микроавтобуса, ловлю свое отражение в окне. Я изменилась за последние десять месяцев. Пока не совсем понимаю, в чем именно. Возможно, просто чего-то жду?

К вечеру небо заволокли тучи.

– Будет дождь, – сообщаю я Генри, входя в магазин.

– Может, обойдется? – говорит он, нервно улыбаясь.

Я не менее нервно улыбаюсь в ответ. Мы идем в «Шанхай-дамплингс», будем ужинать сегодня с его родителями и Лолой. Джордж и Мартин идут впереди нас. Всякий раз, когда мы немного отстаем, Генри начинает что-то говорить, но тут же осекается. Знаю: он едет с Эми в путешествие. Но где-то внутри теплится отчаянная надежда: может, передумал? Может, останется со мной?

Когда мы входим в ресторан, Ма Ли, подавая нам меню, сообщает Генри, что родители ссорятся.

– Не знаю почему, но дело, похоже, серьезное. Мама плачет.

Поднимаемся и видим, что Ма Ли права. Глаза у Софии красные, вокруг одного размазана тушь. Беру Генри за руку. Знаю, ему нелегко видеть маму такой. Когда мы садимся, к нам присоединяется Лола, и наступает неловкая тишина. Мы понимаем, что прервали ссору, однако Майкл и София пытаются вести себя так, будто ничего не произошло.

– В чем дело? – спрашивает Генри.

– Ни в чем, – отвечает София. – Потом поговорим.