Потерять и найти - Брук Дэвис

Джереми пожал плечами.

– Внимательно слушаю. У тебя старая мама.

– Это не моя мама. Я же говорила тебе про свою.

– Это я так тебя проверяю.

– Хочешь, научу тебя придумывать Бродячие стишки? – спросила Милли.

– Ага, – ответил Джереми.

Они незаметно выползли из-под стола и пошли в соседний вагон, а Карл и Агата их даже не заметили.

* * *

Милли и Джереми расположились в последнем вагоне, на полу, возле туалета.

– Правда смешно, – зашептала Милли, – как представишь, что там кто-то на унитазе сидит?

– Наверное.

– Со спущенными штанами. Прямо там.

– Ага.

– И делает пи-пи или ка-ка…

– Я взял у мамы мобильник, – вдруг сказал Джереми и показал его Милли.

Она взяла телефон в руки.

– Ты его украл.

– Ну я же верну.

Милли уставилась на телефон, а Джереми уставился на нее. Она больше всего на свете хотела позвонить маме, но боялась: вдруг та не ответит?..

А вдруг ответит? Ответит и просто не захочет говорить? Вдруг ответит и не захочет больше быть ей мамой?

Интересно, а можно перестать быть чьей-то мамой по своему хотению?

Джереми забрал телефон.

– Слушай… – начала Милли.

– Говори номер, – перебил ее мальчик.

Милли продиктовала, а Джереми набрал цифры на телефоне, нажал на зеленую кнопку и приложил его к Миллиному уху. Милли глубоко вздохнула и придержала телефон. Бу-бум. Бу-бум. Бу-бум. Он звонил, и звонил, и звонил… и звонил, и звонил, и звонил.

– Автоответчик, – вздохнула Милли, а потом пролепетала: – Прости меня, мам…

Ее голос вдруг стал странным-престранным… И она заплакала, и все слова разом кончились, потому что говорила она маминым голосом, и когда сказала «мам» вслух, то вдруг поняла, как от того и от другого у нее болит все тело.

Джереми взял у Милли телефон. Она не поднимала взгляда и перестала плакать, только когда он вручил ей яблоко.

– Спасибо, – Милли положила его на пол рядом с собой.

– Прости, пожалуйста, что расстроил тебя, Капитан Смерть, – пробормотал Джереми.

– Ничего страшного, Капитан Всё, – ответила она, утирая глаза папиным чехлом. – У меня есть план.

– У меня тоже! Целая куча.

– Ладно, а у тебя какие?

– Не скажу. Секрет фирмы.

Милли закатила глаза.

– А у тебя тогда какой? – поинтересовался Джереми.

– Ты всем разболтаешь.

– Не-а!

– Разболтаешь-разболтаешь!

– Не-а!

– Ладно, – Милли подвинулась поближе. – Клянешься?

– Клянусь. – Джереми серьезно моргнул.

– Ты сказал, что все знаешь.

– Ага. Так и есть.

– Ты же слышал, как иногда со всем поездом разговаривает какая-то тетенька?

– По громкой связи?

– Наверное.

– Это называется «громкая связь».

– Я должна ее найти.

– Для чего?

Милли посмотрела на пивной чехол.

– Сделать кое-что хорошее.

– Тебя накажут.

Милли придвинулась лицом совсем близко к лицу Джереми. Джереми, казалось, больше не знал, куда смотреть.

– Мне нужна твоя помощь, Капитан Всё. Ты мне поможешь?

Он сглотнул.

– Да. Да, помогу, Ка-ка-ка… – он запнулся. Прочистил горло. – Капитан Смерть.

– Что есть любовь, Агата Панта? – декламировал Карл, расплескивая свое вино во все стороны.

– Любовь?.. – спросила Агата, прижавшись носом к стеклу. – Ничего не видно…

– Именно. Именно, Агата Панта!

– Черным-черно!

– Да…

Ее лоб скакал вверх-вниз по оконному стеклу.

– Как-то мне не по себе.

Закрыв глаза, Карл рьяно закивал. Потом неуверенно наклонился вперед и провозгласил:

– Но оно того штоит. – Он постучал по столу указательным пальцем и поднял его в воздух, точно обращался к крикетному судье.

Агата обернулась.

– Чего?

– Оно того стоит.

– Что стоит?

– Любовь.

– Чего стоит?

– Терзаний, смятения, боли.

– Что ты несешь?..

Карл глотнул еще вина.

– Ты хоть раз в жизни юбила, Агата Панса? – покачиваясь, мягко спросил он.

– Чего? Я ж почти всю жизнь замужем была! Ты это прекрасно знаешь!

– Да, но… – Карл схватил Агату за руку своей безбокальной рукой и заглянул ей в глаза. – Юбила? Ты. Его. ТЫ ЕГО ЮБИЛА?

Агата отдернула руку, проглотила остатки вина и цокнула бокалом по столешнице. Потом утерла губы рукавом и заявила:

– Полагаю, что да!

– Полагаешь. А ты ему об этом говорила?

– А зачем? Это ж подразумевается!

– Подразумевается? – Карл встал и закричал на весь вагон-ресторан, как будто выступал на сцене: – Подразумевается! – Он замахал руками, и вино полилось на стол. – Подразумевается, что он знал, что ты его любишь?

Агата вскочила, выхватила у него бокал и осушила его до дна.

– Да! – с дерзостью выпалила она, тяжело дыша от усердия.

Они несколько мгновений смотрели друг на друга, и каждый не знал, как поступит другой. В конце концов оба вдруг сели, точно играли в «зеркало».

Карлу нравилась жилка на шее у Агаты, которая вздувалась, когда та кричала. Жилка тянулась до самого уха. Карлу вдруг захотелось ее лизнуть, провести языком по всей длине и сжать зубами мочку уха. Захотелось снять с Агаты очки, расцеловать ее лицо, прижаться к ней. Захотелось заглянуть под ее коричневый костюм.

– А он тебя юбил?.. – спросил наконец Карл.

Он принялся водить пальцем по винной лужице на столе. Агата пожала плечами и уставилась во тьму за окном. Карл рисовал в вине сердечки.

– Я уверен, что юбил.

– Это не имело значения. И не имеет. Не в этом суть.

– Только в этом суть и есть, – возразил он.

Агата откинулась на спинку стула. Карл не отрывал от нее взгляда: старое, измученное лицо; старые, измученные губы; старые, измученные глаза. Он встал и перелез через Мэнни. Вышел из-за стола. Сел рядом с ней.