Запечатанное письмо - Эмма Донохью

Неужели Гарри все напутал? Неужели его настолько утомила скучная бездеятельная жизнь, что он нарочно придумал весь этот кошмар только для того, чтобы встряхнуться?

— Что ж, старина, поздравляю, — глухо сказал он.

— Благодарю, благодарю. Мой корабль стал на пристань, это факт, — сиял Андерсон. — Должен сказать, она очень милая девушка и настоящая красотка. Я часто рассказывал ей о вас, так что она будет рада познакомиться с вами, когда мы приедем в Лондон.

— С нетерпением буду ждать вашего приезда… — Гарри с трудом подыскивал слова. — Брак — это… — начал он, и голос его пресекся.

— Лучше него нет ничего на свете, как уверяют меня все мои приятели, — выждав секунду, закончил за него Андерсон.

— Вот именно, совершенно верно.

— Что ж, не могу больше терять время. Мне еще предстоит обойти большую часть Белгравии и весь Мейфэр.

Неожиданно сердце у Гарри начало бешено стучать, такого с ним не было даже во время бомбардировок на море. «Лгуны всегда слишком много болтают». Эту ложь выдал кеб: Андерсон отпустил его прежде, чем подойти к дому на Экклестон-сквер. Где это видано, чтобы карточки разносили пешком по всей Белгравии и Мейфэру! К тому же в воскресное утро! Теперь Гарри все стало ясно. Ситуация не может считаться убедительным доказательством, но рассеяла все его сомнения в измене жены.

— Но разве вы не заглянете к нам на минутку? — машинально спросил он.

— Нет, нет, вряд ли. Колесница времени неумолима. Засвидетельствуйте миссис Кодрингтон мое нижайшее почтение. — Андерсон произнес это без малейших признаков дрожи в голосе.

— Непременно. Но, может быть, вы пообедаете с нами как-нибудь на этой неделе?

— Увы, к сожалению, я возвращаюсь в Шотландию.

— Да, конечно. — Гарри зашагал к своему дому. Тут его, как удар молнии, пронзила мысль. Он обернулся, неловко роясь в кармане. — Послушайте, возьмите одну из моих последних фотографий.

— Вы очень добры, Кодрингтон. Теперь я смогу подготовить будущую миссис Андерсон к вашей бороде, внушающей ужас и почтение!

— А у вас не найдется, случайно, вашего фото?

Тот растерянно заморгал.

— Я… Да, думаю, найдется, — сказал он, роясь в бумажнике. — Хотя оно не слишком лестно представляет старика Андерсона. Вот, пожалуйста.

— Еще раз всего вам доброго. — Гарри помахал ему рукой и проводил взглядом полковника, пока тот не свернул за угол.

Теперь у него есть фотография для Крокера. «Это тот самый человек. Второй участник, любовник, соответчик». Он вгляделся в матовый фотоснимок и с такой силой стиснул в руке, что безмятежное лицо исказилось в страдальческой гримасе.

Женщины лучше мужчин умеют притворяться, когда им нужно скрыть свои эмоции. И это благодаря традиции, нравственному воспитанию и современному образованию.

Джейн Воган Пинкни.[52]

Tacita tacit (1860)

«Воскресенье, 23 сентября

Мне понадобилось два дня, чтобы написать это письмо.

Безусловно, прежде чем Вы обручились, Вы, как честный и благородный человек, обязаны были сообщить мне о перемене Ваших чувств. Во имя неба, скажите же, что заставило Вас внезапно пойти на этот ужасный шаг? Я не могу поверить, что всего за несколько дней можно было забыть о последних двух годах нежных отношений, при этом настолько, чтобы с презрением отвергнуть ту, кто (по Вашим собственным уверениям) владела Вашими мыслями и днем и ночью. Но больше я ничего не скажу о моей боли; одно лишь сердце знает, каково ему сейчас.

Поверьте, писать Вам побуждает меня не ревнивый гнев, а глубокая забота о Вашем благополучии. Вы не предложили нашему общему другу никакого объяснения Вашего экстраординарного решения, за исключением признания, что Ваша кузина питает к вам привязанность. Позвольте мне просить Вас серьезно подумать, прежде чем Вы свяжете себя на всю жизнь. При некоторых обстоятельствах самопожертвование может быть благородным поступком, но не в том случае, когда дело касается счастья двоих (а точнее, троих) человек. Если Вы испытываете к Вашей кузине чувства, которые должен испытывать муж, было бы гораздо лучше, если бы Вы сразу причинили ей боль разрывом с ней, чем обрушите это на нее после свадьбы. Я слишком хорошо знаю, сколько сил и глубокой преданности необходимо для того, чтобы вынести все испытания супружеской жизни.

Я хочу увидеть вас сегодня еще раз; я должна собственноручно возвратить Вам кое-какие бумаги и сувениры. Как я понимаю, вчера вы собирались вернуться в Лондон; если эта записка застанет вас дома сегодня утром (в воскресенье), прошу вас посетить меня дома в одиннадцать. (Он возвращается из церкви не раньше двенадцати.) Не опасайтесь этой встречи; будьте уверены, что, если нам действительно суждена разлука, я навсегда расстанусь с прошлым и никогда не стану вспоминать о том, кем мы были друг для друга. Вы слишком хорошо меня знаете, чтобы понимать, чего мне стоило просить вас об этой последней услуге.

Вряд ли стоит напоминать вам, чтобы вы сожгли это письмо.

Вечно ваша…»

Бронзовые часы в гостиной Хелен показывали уже десять минут двенадцатого. Вот уже почти четверть… Она напряженно прислушивалась к дверному звонку. Сегодня утром Хелен надела свое самое красивое платье из шелка с изумрудным и пурпурным узором, но сразу сняла, опасаясь вопросов Гарри. Теперь на ней скромное до банальности лиловое платье. Она смотрит в зеркало над камином: покрасневшие глаза, под ними коричневые тени. Брошена, безмолвно шепчет она своему отражению, отвергнута.

— Что это такое: имеет глаз, но не видит? — спросила Нэн.

— Это легко — иголка! — хрипло ответила с дивана укутанная во фланелевый халатик Нелл.

— А это что: лицо, но нет рта?

— Спроси у мамы.

— Что такое? — Хелен смотрит на дочерей.

— Это такая загадка, мама, — объясняет Нэн. — Что имеет лицо, но безо рта?

Хелен пожимает плечами:

— Вечно ты придумаешь что-то страшное!

Проходит уже почти четверть часа. Она нетерпеливо ждет звонка. Есть, правда, опасность, что кто-то из слуг скажет хозяину о визите полковника Андерсона, но Хелен сейчас не до этого. Ей пришлось пригласить его сюда, потому что теперь дом на Тэвитон-стрит для них закрыт. (Фидо, которая в пятницу фактически выгнала Хелен из кеба, вероятно, еще гневается. Она не ответила даже на записки Хелен, что уж говорить о помощи!)