Ты такой светлый - Туре Ренберг
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Не уверен, что это пойдет мне на пользу.
Может быть, есть причина, почему какие‐то вещи в нас, людях, скрыты. Может быть, эти “вещи” мудрее нас, может быть, им ведомо, что тьму, которую они несут, нам не выдержать, может быть, им ведомо, что докапываться до них опасно?
Лив Мерете уверена, что да, мне это будет полезно.
Делаю это ради нее. Ради нее я сделаю что угодно.
Уже несколько недель мы живем на коробках и чемоданах.
Через три дня переезжаем в новый дом.
Лив Мерете отчаянно надеется, что с переездом для нас наступят новые времена. Она не говорит, что я выздоровею, потому что знает: я не люблю, когда меня называют больным. Но думает она именно так.
Что новый дом и все то, что нас там ждет, превратят меня в меня прежнего. Что переезд в то маленькое местечко, где она выросла, подействует на меня умиротворяюще, сделает уравновешенным и счастливым.
Я не питаю таких сильных надежд, но тоже надеюсь. Только не так сильно. Потому что знаю, насколько мрачно то, что навалилось на меня, и мне трудно представить, что оно исчезнет.
Уму непостижимо, ведь я всю жизнь был таким светлым.
Все думают, что я – такой же светлый – все еще.
Это лишь игра.
Я притворяюсь таким, чтобы не растерять себя полностью.
А может, и не так.
У меня такое чувство, что внутри я себя потерял. В глубине я для себя неузнаваем. Я грубый, мрачный, злой, будто вымазанный дегтем.
Внешние проявления я могу контролировать. Пока еще. Если разучусь, перестану существовать. Тогда моя трансформация завершится полностью.
11 марта 2014
Кто вытворяет это со мной?
Бог? Дьявол?
Свет? Тьма?
Я?
Это я творю?
С самим собой?
12 марта 2014
Завтра переезжаем в новый дом.
Я цепляюсь за мечту, что там нас ждет новая весна.
Новый пол, новые стены, новая крыша.
Новые краски, новые запахи, новые окна.
Дa.
Лив Мерете обнимает меня. Говорит:
– Теперь у нас настанут хорошие времена, Стейнар.
Магнус подошел ко мне сегодня. Я делаю все возможное, чтобы он не увидел даже краешка той черной жизни, что я ношу в себе, но, думаю, он как‐то учуял ее. Думаю, он что‐то заметил, я что‐то открыл ему незаметно для себя.
Он остановился передо мной посреди комнаты, где я заклеивал скотчем одну из последних коробок с вещами.
Сказал: – Папа?
Я взглянул на него.
– Когда вырасту, я буду солдатом, – сказал он.
– А, – буркнул я, пытаясь сдвинуть тяжеленный короб, лежавший передо мной на полу.
– Убью всех, кто будет на тебя нападать, – сказал он и стремглав взлетел вверх по лестнице дома, который скоро совсем опустеет.
15 марта 2014
У меня не было времени писать – столько дел надо было успеть сделать до переезда, да и, правду сказать, потребности писать у меня тоже не возникало.
Хороший ли это знак? Думаю, да.
Три последних дня я похож на себя самого, на себя прежнего.
Как же хорошо!
Мы познакомились с соседями по ту сторону живой изгороди. Я увидел их в саду, они сгребали листву и ветки, наводили порядок после зимы: мужчина, женщина и два мальчика. Мужчина очень благодушный, несколько малорослый и бородатый. Кажется, добрый, болеет за футбол и, как я понял, работаeт в психиатрической службе или что‐то вроде того. Хa-хa, вот он‐то, похоже, мне сейчас и нужен.
Его жена меня поначалу немного напугала. Сразу видно – энергии ей не занимать. Она из тех, кто вперит в тебя изучающий взгляд и выскажет все без обиняков. Придется мне к этому привыкать. Она директор здешней средней школы, и у меня сложилось впечатление, что местные к ее голосу прислушиваются.
Да, поселочек действительно небольшой, все на виду.
Сосед мне очень понравился.
Не буду больше писать сегодня. Я должен удержать в себе этот свет.
18 марта 2014
Лив Мерете говорит, что жизнь здесь скажется на нас благотворно.
Это она меня имеет в виду.
Мы проехались по селу, посмотрели школу, дом культуры, спортплощадку, маленькую центральную площадь. Спустились к самому морю, там очень красиво: побережье открыто всем ветрам, и видно оттуда далеко-далеко, этакий суровый морской пейзаж! Мы поднялись к горным выработкам невдалеке от села, объехали их вокруг. Здесь работают многие из местных. У этого поселка особый характер, тяжкий труд и необходимость выживать в нелегких условиях наложили на здешних свой отпечаток.
Лив Мерете я этого не говорю, но иногда мне приходит в голову мысль, что ее неустанная забота осложняет мне существование. Меньше всего на свете я хотел бы оказаться обузой. Я всегда был готов подставить плечо другим, всегда служил светочем для других, всегда ставил себе целью, войдя в помещение, осветить его собой, чтобы все ощутили прилив сил и радости.
Знаешь, сказала Лив Мерете однажды, темнота, которая воцаряется, когда ты уходишь, бывает тягостной для остальных.
Светлый отбрасывает тень. И на себя тоже.
Я чувствую это, сидя здесь, в нашей новой спальне на втором этаже. Я темнею, пока пишутся эти строки.
Когда я мечтал стать поэтом, то думал, что писать – это своего рода терапия. (В дополнение к тому, что это и искусство тоже, хотя что такое искусство, собственно говоря? Нечто возвышающее тебя? Нечто тянущее тебя вниз? Нечто, переносящее тебя куда‐то?)
Теперь я знаю, что это не так. Возможно, для читателя это и хорошо, но для того, кто пишет, все только затемняется.
20 марта 2014
Через два дня выхожу на новую работу. Сегодня я осмотрел медицинский кабинет, он расположен на втором этаже небольшого офисного здания, над магазином, где торгуют нитками и спицами. Я сменю врача, вышедшего на пенсию. Пациенты его очень любили. В кабинете принимает только один врач, теперь это буду я, а бумажными делами и прочей бюрократией занимается дама по имени Раннвейг, ей слегка за пятьдесят. Она производит впечатление дельной и приветливой. У нее я получил список пациентов, среди них много пожилых. Представляется, я справлюсь со всем без особых усилий.
Согласно плану, здесь я стану дышать спокойно.
Мы прожили в этом поселке уже неделю.
Даже не смею произнести вслух.
Или записать.
Запишу:
у меня появилась надежда.
4 апреля 2014
Зеленые