Танкисты - Сергей Зверев

– Наши! – орал во весь голос Коля Бочкин, высунувшись по пояс из верхнего люка немецкого танка. – Ура! Наши!

Остановив машину метрах в пятидесяти от подбитых танков, водитель повернул голову к майору и посмотрел вопросительно. Штанге как будто очнулся. Он открыл дверь и решительно вышел на пыльную дорогу. Лейтенант Вигман уже ждал его возле танков.

– Ну, что здесь произошло? – спросил майор, обходя и рассматривая уложенных в ряд на обочине дороги убитых немецких солдат. Тел было много. Два десятка солдат лежали вдоль дороги, один в белом поварском переднике. Последним в ряду мертвых тел лежал молодой обер-лейтенант с голубыми глазами, смотревшими удивленно и с какой-то скорбью в русское небо.

– Вот, господин майор, – показал Вигман на солдата, – это обер-ефрейтор Трампе. Он был свидетелем этого боя. Командир и унтер-офицер погибли, Трампе остался старшим по званию.

– Что здесь случилось? – Майор посмотрел в веснушчатое лицо солдата с рыжими ресницами вокруг бледно-серых напряженных глаз.

Этот ефрейтор в армии служит уже лет шесть или восемь, подумал майор. Ветеран почти, а смотрит напряженно. Видать, попадать в такие переплеты еще не приходилось. Да. Это не Франция и не Бельгия! Не в первый раз уже Штанге видит такие глаза у солдат, а иногда и у офицеров вермахта. Многие шокированы сопротивлением русских, огромными расстояниями, которые просто не укладываются в головах европейцев. Дикие просто расстояния. И абсолютно непонятное и упорное сопротивление русских. Так волчица дерется за свое логово, за выводок. Они что, так любят свою страну, эти русские солдаты? А что она им дала такого, чтобы за нее так умирать? Непонятно.

– Нас подняли по тревоге, господин майор, – начал говорить ефрейтор. – Погрузили в машины, прислали нам в помощь для усиления два танка. Кто-то видел русских солдат в тридцати километрах к северу отсюда, и нас послали туда. Но когда мы проезжали этой дорогой, то увидели эти два грузовика. У заднего был прострелен пулеметными очередями тент на кузове, и никого вокруг. Только вон те подбитые несколько дней назад танки. Наши и русские. Наш командир что-то заподозрил. Он послал солдат обойти все вокруг. И они нашли за кустами тела. Восемь тел, господин майор.

– Вот эти? – показал перчаткой Штанге на первую группу убитых у дороги.

– Так точно, господин майор. Они были убиты совсем недавно. Тела только-только начали коченеть. Мы развернулись для прочесывания в сторону поля, где стояли подбитые танки. Нашему обер-лейтенанту показалось, что русские должны быть там, оттуда обстрелян был грузовик и пробит его тент. И он не ошибся, прими Господи его душу.

– Там были русские? – Штанге посмотрел в поле, где еще ходили немецкие солдаты, осматривая сгоревшие и подбитые машины.

– Так точно. Они обстреляли нас. Убили ефрейтора Либо, ранили Венцеля. Мы стали стрелять. Командир не стал поворачивать танки, развернул лишь башни и стал прикрывать нас пулеметами, а тут… Это страшно было. Никто не ожидал. Они стали стрелять из нашего подбитого танка. Вон того, второго слева. И с первого выстрела подбили один из наших танков. Потом они повредили второй танк, и он не смог развернуться. Он загорелся, господин майор. Мы хотели обойти русских, мы могли забросать их гранатами, хотя у нас и не было противотанковых.

– Так точно стрелять? Да еще из чужого танка. – Майор покачал головой и посмотрел на Вигмана. – Стреляли опытные танкисты, лейтенант, это совершенно точно. А что было потом, ефрейтор?

– Потом вон оттуда, из-за леса, выехал русский танк. Совершенно исправный. Он был не из этих, что тут стоят. Мы даже подумали, что русские прорвали фронт под Смоленском и их танки вышли южнее Минска. Но танк был один. Он выстрелил и снова попал в наш танк. Потом он выстрелил осколочным снарядом. И бил его пулемет. Мы отошли к лесу. Кто остался в живых, господин майор.

– Это понятно, ефрейтор. Вы голыми руками остановить русский танк не смогли бы. А что было потом? Вы видели тех русских, что стреляли в вас из танка с поля?

– Нет, господин майор. Я видел только, что они сели в грузовик, который стоял позади танков, и уехали вместе с русским танком, который напал на нас.

– Что за машина? – оживился майор. – Трехтонный «Опель Блиц»? Номер видели?

– Нет, было очень далеко, а бинокль остался у господина обер-лейтенанта. Номер был на танке – 077.

Майор кивнул, похлопал по плечу ефрейтора и пошел назад к машине. Не дойдя до «Мерседеса», он резко повернулся к лейтенанту и заговорил:

– Это они, Вигман, это совершено точно они. Этот русский командир и его танк 077! Он упорно идет к цели. А знаете куда? Туда, куда должна была идти вот эта группа с двумя танками усиления. И он устроил им засаду и разбил их, а потом спокойно ушел. За своим генералом. Вот как все было, Отто. Это всего тридцать километров отсюда на север. Запросите дежурного по гарнизону, пусть дадут точные координаты места, где видели русских и куда направили эту группу. Мы едем туда. Выясните все, а я заправлю наши бронетранспортеры и прикажу пополнить боезапас. В том числе и противотанковыми средствами. Черт бы его побрал, этого русского командира! Он ведет себя так, как будто ездит на своем танке в окрестностях своего… как это, села, деревни. Если бы я был язычником, я бы согласился, что ему помогают духи лесов… А теперь у него появился еще и наш трофейный грузовик!

Кажется, дошли, размышлял Соколов, глядя на карту. Вот здесь, в районе болота, рация корпуса выходила на связь. Место для боя подходящее: с одной стороны болото не даст обойти с фланга, с другой – балка, которая простреливается перекрестным огнем. И поле, по которому атаковать можно только в лоб. При хорошо организованной обороне и с малыми силами можно держаться долго. Еще немного, и можно будет попробовать вызвать штаб корпуса по танковой радиостанции. Вопрос, есть ли у Казакова питание, могут ли они работать хотя бы на прием. Придется рисковать. А если не ответят, что дальше? Хороший вопрос задал недавно Бабенко. Что будет дальше?

– Как там Николай, Василий Иванович? – спросил Соколов по ТПУ. – Переживает?

– Есть маленько, но он в порядке, – ответил Логунов. – Я сам, грешным делом, думал, что все, каюк нам. Но он держался молодцом. Думаю, до последнего дрался бы, не подвел бы.

– Да я не об этом. – Соколов улыбнулся. – Просто вспоминаю свой первый настоящий бой и момент, когда думал, что все, погибать мне придется.

– Все мы через это прошли, – отозвался сержант. – Посмотреть, как он там идет?

– Посмотрите, – разрешил лейтенант.

Логунов поднял крышку люка, высунул голову, огляделся и только потом поднялся по пояс и стал смотреть назад, где за танком следом шел трофейный грузовик, за рулем которого сидел Бочкин. Василий Иванович не столько беспокоился, что Николай отстанет, сколько понимал: парню нужно внимание. Только недавно смерть дыхнула ему в лицо, такое спокойно переносят не все. И сейчас чувствовать себя одиноким Бочкину было наверняка неуютно. Логунов посидел в люке, глядя на машину, потом поднял руку, помахал. Бочкин тут же высунул руку и ответил ему жизнерадостными взмахами. В порядке парень. Молодость! Всей опасности еще не понимаешь, все еще кажется, что невозможно погибнуть, обязательно что-то случится, что спасет, отведет в последний момент беду. А сколько их таких молодых с первого военного призыва сейчас лежит на полях от самой западной границы до Смоленска! И многие надеялись, верили. Да и в финскую тоже, когда их бросали на неприступные доты линии Маннергейма. На пушки и на кинжальный огонь пулеметов.