Седьмое небо - Татьяна Устинова

На вид ей было лет восемнадцать, и она никак не производилавпечатления ночной бабочки, возвращающейся домой после целого вечераутомительной, но прибыльной работы. Она была похожа на девочку из хорошейсемьи, которая только что вышла погулять со своим любимым французскимбульдогом. На ней был короткий норковый полушубок, плотные зимние брючки инизкие, явно не дешевые ботиночки.

— Как вы сюда попали? — неожиданно для себя хмуро спросилаЛидия и за локоть потянула девушку из сугроба. Та послушно встала.

— Я? — спросила она с некоторым удивлением. — Я… наэлектричке…

— На какой, елки-палки, электричке!.. — простонала Лидия. —Идти можете?

— Да-да, — заторопилась жертва, — могу, конечно… Только я непонимаю куда…

— То есть как не понимаете? Вам что, плохо?

— Нет, — сказала девушка, как бы проверяя себя, — не плохо…Вы не знаете, как мне пройти к школе-интернату?

Лидия чуть не упала.

— Зачем вам к школе? — спросила она подозрительно. Метельхлестала по лицу, забиралась под одежду, заставляла то и дело прикрывать глаза.

— Мне… нужно, — твердо сказала девушка. — Я специально сюдаприехала среди ночи. У меня очень важные дела.

— У всех сегодня дела в местной школе. Какое-то на редкостьпопулярное место, — пробормотала Лидия сердито. — Садитесь, я довезу вас доэтого дурацкого интерната.

Девушка посмотрела на Лидию с некоторой опаской, но все жепошла к машине. После уличного холода и ветра, пробиравшего сквозь все слоиодежды до самых костей, казалось, что в салоне очень тепло. И метель, оставшисьза стеклами, потеряла силу и стала слабой и совсем не страшной.

— Ну? — спросила Лидия, запуская двигатель. — Что у вас задела? На интернатского ребенка, который возвращается из театра, вы совсем непохожи.

— Я и не возвращаюсь, — объяснила девушка, — У меня друг вбеду попал, и я не знаю, как ему помочь. Я позвонила его брату, он обещалчто-то сделать и больше к телефону не подходит. Я звонила, звонила, а тамавтоответчик… Я и решила, что должна… сюда поехать.

Должно быть, она казалась себе отчаянно храброй — домашняя,смирная девочка, потащившаяся ночью за город на электричке. Храброй,безрассудной и благородной.

— Брата зовут Егор? — на всякий случай уточнила Лидия, хотяи так все было ясно. Девушка дико на нее взглянула и кивнула, как под гипнозом.

— А вас как зовут?

— Лиза, — пробормотала она тоном партизана, под пыткамивыдавшего своих.

— Вы мне расскажите, что знаете, Лиза, — попросила Лидия,стараясь быть как можно более ласковой, — и мы с вами решим, что нам делатьдальше. Ладно?

— А вы… кто? — ошарашенно спросила девушка. Лидия вздохнула.

— Я лучшая подруга брата вашего попавшего в беду друга.Можно сказать, любимая. Так что рассказывайте побыстрее.

* * *

С самого начала все пошло не так, как нужно. С того самогомомента, как они с Зайцем сели в машину к этой девице с ее коньячным голосом.

И как это вышло, что их подобрала именно она?! Егор былуверен, что и от школы она ни за что не уедет, просто так не уедет, изупрямства и вздорности характера, но она уехала, как только они отошли вглубокую тьму, к самой стене.

— Ничего баба. — сказал в ухо Заяц одними губами, как ихкогда-то учили, — симпатичная.

Егор отмахнулся от него. Прибор ночного видения действительноне помешал бы, тем более что они не имели никакого представления о том, где имискать Димку и есть ли в подвал вход со стороны неработающей трансформаторнойбудки.

“Хренов братец, задал ты мне работу!” Они довольно долгоковырялись с замком, и когда вошли в выстуженное крохотное помещение,заставленное ржавыми распределительными коробками, фонари, зажатые в зубах,высветили в цементном полу лаз. Заяц быстро и профессионально пробежал пальцамипо ледяному бетону.

— Нет. — От зажатого в зубах фонаря он говорил невнятно, —Здесь не пройдем, надо в обход. Ты точно знаешь, что под ней подвал?

Егор кивнул.

Перемахнув решетку, короткими перебежками они добрались дошколы и здесь потеряли еще довольно много времени, прикидывая, сколько внутриможет быть охраны и где она.

Охранников оказалось двое, и были они не слишком усердными.Одного Егор пристегнул к батарее, другого Заяц сунул в сейф.

— Слушай, — спросил он, закончив эту несложную процедуру, —а ты уверен, что мы попали куда надо? А то будет завтра история… Как твоезнаменитое чутье? Его знаменитое чутье, обострявшееся в минуты опасности дозвериного, говорило — все правильно. Они пришли куда надо. Только бы теперь неоказалось, что пришли слишком поздно…

На поиски подземного хода они тоже потратили довольно многовремени. Только в кино у супергероев все получается легко и как-то само собой.

Шубин с Зайцем не были супергероями, и поиск подземельязатянулся. Но все же они его нашли.

Едва вступив в темную нору, Егор почувствовал, как в однусекунду до предела обострились слух и нюх, похолодело в спине, и пистолет, прокоторый он забыл, тяжело и весомо уперся в бок. Коридор был бетонный иосвещался одной-единственной лампочкой в железном наморднике.

Нора оказалась не слишком длинной и быстро вывела их кворотам, похожим на гаражные. Из-под ржавых, неплотно прилегающих друг к другудвустворчатых дверей пробивался свет. Он был намного ярче, чем в норе. Егор,шедший впереди, поднял руку, и Заяц замер у него за спиной. До них доносилиськакие-то голоса, вскрики, но никаких слов нельзя было разобрать.

Второй час ночи. Воспитанники добропорядочнойшколы-интерната давно должны спать.

— На счет “три”, — одними губами сказал Егор и вытащил пистолет.

Вот тут они и допустили сразу несколько ошибок. Во-первых,они не ожидали, что их так много. Не пять и не десять, а человек тридцать.

Во-вторых, почему-то они совершенно не были готовы к тому,что это… дети. Обыкновенные дети, от четырнадцати до шестнадцати, в джинсиках исвитерочках, с серыми от страха лицами.

В-третьих, Егор увидел Димку.

Димку, прикованного к бетонной стене. Димку с залитым чернойкровью лицом. Димку, мертво свесившего голову набок. Он был почти голый — водних нелепо сползших трусах, и худосочное, с выпирающими ребрами тело — все,от шеи до лодыжек, — было одним сплошным синяком. За свою жизнь Егор перевидалмножество таких тел.

Взрослых оказалось всего трое. Два гадко ухмыляющихся палача— один лет под тридцать, второй немного старше, а третий, высокий красавец сблагородным ассирийским лицом, значительным бледным лбом и маленькой бородкой,— лет сорока. Он быстрее всех сообразил, что нужно делать.