Подарки ревности - Роман Волков

В тихом омуте черти водятся – есть такая пословица. Она, как мы все понимаем, говорит о том, что любой тихоня способен на удивительный по своему свинству поступок. Я такой в школе видела: у нас учился мальчик, Эдик Сомов. Такой весь правильный, скучный даже, с девушками не гулял, с парнями не дрался, за гаражами курить не пробовал, грубыми словами не выражался и все такое.

Зато когда был выпускной – кто больше всех перебрал шампанского и устроил ужасную оргию с танцами на столах и дракой с охранниками? Именно он.

А бывает по-другому. Самый обычный человек, с которым мы общаемся каждый день. Он кажется нам скромным, тихим (если не сказать больше – замкнутым и не особенно смелым), но вдруг в минуты опасности, да такой опасности, что самые сильные отступают, – он ведет себя как герой.

Так что нельзя, наверное, говорить о чертях. Может, в тихом омуте ангелы водятся?

19 марта в 19:34

Меньше всего в своей жизни Марго ожидала в эту опасную минуту увидеть Алсу. Девушку, подбежавшую к Али в разгаре драки, никто не заметил, и в момент, когда Емельян хотел нанести свой финальный удар, она схватила его за руку.

Емельян с удивлением посмотрел на девушку, а у Марго вообще открылся рот.

– Алсу, ты чего? – спросила она, понимая, что вопрос звучит более чем странно.

Еще больше был ошарашен Али. Он, конечно, обращал внимание на скромную девушку, которая иногда шла в университет вместе с Марго, и она ему даже нравилась, хотя не так, как кудрявая брюнетка. Она была красива той самой восточной красотой, ради которой не стыдно сжигать аулы и угонять отары овец. И характер, как видно, у нее был такой же.

– Не трогайте его. Он мой знакомый и… Не надо больше. Хватит.

– Твой знакомый, – гаркнул Емельян и добавил ругательство.

Али еще больше удивился: он совсем не был знаком со смелой девушкой и даже не знал, как ее зовут.

Однако Емельян взял Марго за плечо и круто развернулся.

– Пошли, – и они оба покинули площадку.

Алсу встала на колени перед Али и внимательно посмотрела ему в глаза. А потом бумажной салфеткой мягко, но решительно стерла с лица парня кровь.

– Спасибо, – только и смог прошептать Али. – Спасибо, но почему? И кто ты?

– Люблю джигитов, – ответила Алсу.

– Я… – вдруг у Али дрогнул голос. – Я не джигит… Я приставал к чужой девушке… Против ее воли…

Алсу вместо ответа погладила Али по голове, как мать гладит расшалившегося ребенка, который все-таки свалился с забора, несмотря на все ее предупреждения.

– Ты извинился. И все исправишь.

– Да… – прошептал Али.

Ему было совсем непонятно, как и почему эта прекрасная девушка вдруг оказалась в его жизни, причем в тот момент, когда он был не сильный и справедливый, а наоборот – поверженный, униженный и бесчестный. Может… Может, это и есть любовь?

Он поднялся и попытался сесть на капот машины, но от резкой боли в левой ноге обязательно бы рухнул на землю, но Алсу опять его поддержала. Она была невысокая, но на удивление сильная.

– Спасибо, сестра, – вымолвил Али и склонил голову. – Достоин ли я такой заботы? – он сам удивился, как вдруг благородно и возвышенно он заговорил. Али вроде бы давно забыл такой тон, такой язык, на котором говорили его деды, которые ни перед кем не склоняли голову – разве что перед прекрасной и гордой девушкой.

– Я давно хотела к тебе подойти, – ответила Алсу. – Но это было бы неприлично.

– Ты подошла именно тогда, когда я в тебе больше всего нуждался, – ответил Али, – и понял, что он в самом деле в последнее время нуждался именно в такой девушке.

Емельян проводил Марго ко входу в общежитие.

– Ты… ты меня снова спас, – сказала она, закусив губу. Напряжение и азарт боя отступили, и сейчас очень хотелось заплакать и съежиться на огромном плече Емельяна. Но это не случится: наверняка он шел к Зине, и та сейчас снова его обнимет и поцелует и скажет «ты мой герой», а ей опять оставаться одной, и что еще неприятнее – одной ехать в отделение полиции вызволять Германа, хорошо хоть она этого уже не боится. Но… Вдруг этого не случится? Вдруг…

А Емельян по-дружески ее обнял, точно так же, как обнимал своих друзей после славного спарринга, и широко и весело улыбнулся.

– Да что ты, малыш, все в порядке. Я же тебе говорил – я рыцарь. Мне же нравится так себя с тобой проявлять. Так что это тебе спасибо. Ладно, ты знаешь, – он посмотрел на часы, – я с Зиной встречаюсь.

Марго как током ударила вспышка ревности. Получается, сейчас он на самом деле идет к Зине, и они будут целоваться, пока ей придется, еще не оправившись от потрясения, мотаться по полицейским грязным коридорам. Ноги у нее стали подгибаться, губы задрожали, но она мужественно взялась за ручку двери, судорожно думая:

«Только бы не упасть, я сильная, Емельяну не нужны эти слезы, надо только дойти до комнаты, а там можно плакать сколько угодно… поплачу, а потом умоюсь и пойду в полицию. А пока улыбаться, улыбаться, улыбаться…»

Емельян тоже улыбался, поглядывал то на часы, то на ее натянутую улыбку, и говорил:

– А ты молодец! Сильная! Ты это… Тебе передохнуть надо. Сходи в душ обязательно…

Но в этот момент ноги у Марго все-таки подкосились, она съежилась и начала плакать, причем не сдержанно, как принцесса в трауре, а глупо, навзрыд и с дурацкими всхлипами. Как и предвидел папа, Емельян страшно растерялся: роль утешителя девиц была для него чужой.

– Марго, ну чего ты? Ну давай, вставай, вставай… – неуклюже взяв девушку под мышки, попытался поднять.

А она подумала: наверное, сейчас Зина выйдет, и Емельян боится, что она эту картину увидит! Вот почему он так засуетился!

– Ну что ты, что, малыш, ну вот косметика вся потекла, давай быстро вытрем… – парень полез в карман за платком и снова неуклюже начал вытирать тушь: правда, наоборот, все только размазал, и Марго поняла по выражению его лица, что она стала похожа на Джокера из фильма про Бэтмена.

– Ой, – подтвердил ее опасения Емельян и начал тереть еще сильнее, отчего стало не только обидно, но еще и больно, и Марго заплакала еще горьше.

А вот в голову ей заползла мысль: а что если ей нарочно упасть на Емельяна, обнять его и перепачкать помадой и тушью? Что тогда скажет Зина, когда выйдет? Может, закатит скандал – и все у них с Емельяном будет кончено? Наверное, это очень подлый поступок… Но какой-то голосок шептал в ней: «Ну а что тут подлого-то? Что ты обнимешь парня, которого любишь? Наоборот, подлость – это сейчас, вытирая нос, пойти к себе в комнату!»

– Мне… мне в полицию надо идти, Германа выручать, – плакала она, обнимая Емельяна и тыкаясь ему носом в плечо. Это было восхитительно, и сразу плакать расхотелось, тем более что Емельян ее легко обнял и начал гладить по голове.