Новая встреча - Мэхелия Айзекс

Конни, чья рука находилась уже на полпути к его лицу, на мгновение задержала ее.

— Это зависит от того, что именно он тебе сказал, — пробормотала она, чувствуя, как в сердце опять закрадывается страх.

— Что ж… — Говард помедлил, — Прайс сказал мне, что вы с ним… как это он выразился… Ах, да, несовместимы. Именно так. Ему хотелось сообщить мне, что даже если мы с тобой разведемся, ваша помолвка все равно расторгнута по обоюдному согласию.

У Конни перехватило дыхание. Хотя она должна была злиться на Адама за то, что он подал их разрыв как мирное расставание, сейчас было явно не до этого. К великому облегчению Конни, Адам оценил ситуацию трезво, а если и попытался сохранить лицо, способствуя ее с Говардом воссоединению, то это можно было только приветствовать.

— Что ж, если он так сказал, — ответила она, не отрывая взгляда от губ Говарда. — Пожалуй. Мы… решили, что не подходим друг другу. — Конни запустила палец за ворот его рубашки. — Хотя вряд ли это тебя интересует.

— Еще как интересует!.. — произнес он гортанным Голосом, его губы находились всего в нескольких сантиметрах от ее губ. — Даже слишком интересует, как мне казалось там, в плену. Знаешь ли ты, что все это время у меня с собой была твоя фотография? По счастью, я рассматривал ее по дороге в аэропорт и засунул в карман джинсов. — Говард криво усмехнулся, — Мне повезло. Они бросили в огонь мои часы и бумажник. Но понадобился не один месяц, прежде чем я смог взглянуть на нее без боли в сердце.

— О, Говард!..

— Так что тебе не стоит сомневаться в моих чувствах. Вопрос в том, любишь ли еще ты меня?

— Как можно в этом сомневаться? — Конни судорожно вздохнула. — Есть ли нужда спрашивать меня об этом после… после того, что между нами произошло?

— Нет, — решительно ответил он. — Жаль, что мы не сразу друг друга поняли. Но если ты остаешься со мной, то это должно быть навсегда. Я не похож на Прайса и не столь добродетелен, чтобы отдать тебя кому-либо еще.

— Говард!.. — Голос ее прервался, а по щекам потекли слезы. — Ты, слава Богу, совсем не похож на Адама, — прошептала Конни, обнимая его за шею. Когда-нибудь она поведает ему, откуда ей это известно, но только не сейчас. — Я… я сказала ему, что люблю тебя. И, наверное, всегда любила. Но поняла только в то утро, когда я… когда мы…

— Занимались любовью, — закончил за нее Говард внезапно охрипшим голосом и, склонив голову, запечатлел на устах Конни поцелуй.

Когда Конни спустилась вниз, чтобы попить, была уже полночь. Говард крепко спал, и перед тем, как вылезти из постели, она несколько минут внимательно изучала его лицо. Тревожные морщины разгладились, теперь он выглядел значительно моложе. Только сейчас до нее начал доходить действительный смысл происшедшего. Говард вернулся, он по-прежнему любит ее, и они снова вместе.

В кухне было холодно, но Конни почти не ощущала этого, согретая огнем, зажженным Говардом в ее сердце. Она любит его! Как могла она в этом усомниться? Может быть, просто боялась еще раз пережить нечто подобное?

Остановив свой выбор на чае, Конни поставила чайник на огонь и, ожидая, пока он закипит, обняла себя руками. На ней не было ничего, кроме рубашки Говарда, не доходящей даже до середины бедер.

Особенно чувствительна к холоду была грудь, да и неудивительно, подумала она, вспоминая сцены их любовных игр. Одно воспоминание о ласках Говарда привело ее в возбуждение, и Конни не терпелось вновь подняться наверх.

Но неожиданно обнявшие ее сзади руки явились свидетельством того, что мужа там уже не было. Он прижал ее к себе.

— Я по тебе соскучился, — прошептал Говард, по-хозяйски кладя ей руку на живот и опуская ее вниз. — О, вижу, что тебе тоже не хватает меня!..

— Говард, — воскликнула Конни, чувствуя, как в ответ на это прикосновение у нее перехватывает дыхание. — Ты замерзнешь, — запротестовала она, как только обрела его вновь, и почувствовала, что он совершено раздет. — Говард… боже, не надо. Я хочу выпить чаю.

— Что ж, если ты предпочитаешь чай… — шутливо сказал Говард, отпуская ее. — Ладно, ладно, — добавил он, заметив появившееся в ее взгляде беспокойство. — Я могу подождать. Пойду греть для нас постель. Только не слишком задерживайся.

Конни с трудом удержалась от искушения последовать за ним.

— А ты хочешь чего-нибудь? Чаю или сандвич?

— Ты знаешь, чего я хочу, — сказал он уже с лестницы с намеком.

Они с Говардом летели на торжественную церемонию в Лхоргу. Конни была на восьмом месяце беременности, и он сомневался, в состоянии ли она перенести столь далекое путешествие. Но им предоставили личный самолет президента в сопровождении его личного врача, и Конни заверила Говарда в том, что все будет в порядке. Ей очень хотелось присутствовать при вручении мужу почетной награды и не терпелось встретиться с человеком, сыгравшим такую важную роль в их жизни.

Тем не менее перелет в пышущую жаром Лхоргу явился для нее суровым испытанием, особенно если учесть то, что в Англии было. Рождество и шел снег. Они провели рождественские каникулы у его родителей, и мать Говарда очень волновалась за благополучие своего первого внука.

Как бы то ни было, их апартаменты в президентском дворце оказались весьма удобными. Здание располагалось на возвышающемся рядом со столицей холме, и, несмотря на отсутствие, кондиционеров, его стены были так толсты, что приглушали жару, а налетавший с моря ветерок приносил облегчение. Полы, как и стены дворца, были мраморными и приятно холодили босые ноги.

В канун торжественной церемонии состоялся правительственный прием. Коктейль намечался на шесть часов вечера, а обед у президента в восемь. После обеда должна была состояться церемония награждения и праздничный фейерверк.

Говард волновался, как бы столь насыщенный вечер не повредил Конни. Хотя они находились в Лхорге уже три дня, он не был уверен в том, что она успела привыкнуть к жаре.

— Все будет замечательно, — заверила его Конни, еще не вставшая с постели. — Леонард… — Она еще не совсем привыкла называть президента просто по имени. — Леонард сказал, что во время церемонии я могу сидеть, а платье, которое он мне подарил, просто идеально для здешнего климата.

— Ты уверена? — Отказавшись от попыток застегнуть рубашку, Говард наклонился, чтобы она сделала это за него. — Что ж, должен признать, что платье замечательное, — согласился он, кладя руку на живот Конни. — Только помни, что ты моя женщина, а не его.

— Твоя женщина? — поддразнила его Конни. — Мне кажется, что ты слишком уж проникся здешними обычаями.

— Ну, уж нет! — запротестовал он, присаживаясь рядом с ней на кровать. — Эта страна все время напоминает мне о том, чего я чуть было не лишился.

— Что ж, в конце концов, ты ничего не лишился, — тихо сказала Конни. — И кто знает, может быть, эти четыре года научили нас ценить то, что имеем. Мы вместе, и это самое важное. Мы и наш ребенок. — Она накрыла ладонью его руку. — Ты чувствуешь? Мне кажется, что он согласен с нами.