Воды Дивных Островов - Уильям Моррис

К этому времени солнце поднялось уже высоко; лучи отражались от водной глади и, подрагивая, сияли на стене спальни, окно которой выходило на озеро. Тут чья-то рука взялась за щеколду, и вздрогнула Заряночка, и заныло у неё сердце; и отворилась дверь, и вошла одна из прислужниц, и Заряночка уселась на постели и промолвила слабым голосом, ибо слова не шли у неё с языка: «Есть ли вести, Кэтрин?» Отвечала прислужница: «О да, госпожа; спозаранку на рассвете явились к воротам вооружённые люди, предлагая продать нам мясные туши, и господину моему сэру Эймерису всенепременно понадобилось выйти да поторговаться с ними; хотя, по всей видимости, люди эти грабежом промыслили то, что не принадлежало ни нам, ни им, ни соседям. Впрочем, может статься, сэр Эймерис желал откупить у них в придачу к говядине ещё и вести. Как бы то ни было, люди эти ушли, получив свои деньги и осушив по чаше. Теперь же поговаривают вот что: Красный Рыцарь ранен был в какой-то драке и не встаёт с постели; потому на время здешние края вздохнут спокойно». Отозвалась Заряночка: «Спасибо, милая Кэтрин; я полежу ещё немного, а ты ступай».

Прислужница ушла своим путём и едва переступила порог, как Заряночка принялась рыдать и плакать, и метаться на постели, не видя утешения своему горю. Затем встала она, и принялась расхаживать по комнате, и поглядела из окна на пустынную водную гладь, и зарыдала снова. Затем сказала девушка: «Однако же, кто знает, не вернутся ли они ещё до полудня или, может статься, к вечеру, а то и назавтра утром». Тут Заряночка уняла слёзы и успокоилась немного. Однако же по-прежнему ходила она взад и вперёд, то и дело останавливаясь у окна, а порою окидывала она взором руки свои и ноги, и ощущала под рукою, сколь нежна её кожа, и восклицала: «О, тело моё! Как ты страждешь!»

Но вот, наконец, Заряночка торопливо оделась и украдкой вышла из комнаты, словно бы опасаясь встретить кого бы то ни было, и поднялась на самую вершину ближней башни, и поглядела сквозь дверной проём на свинцовую крышу, и никого там не усмотрела; потому вышла она, и замерла у зубчатой стены, и долго глядела на воду, но так и не увидела ни ладьи, ни, скажем, охваченной пламенем горы.

Спустя какое-то время Заряночка снова спустилась вниз, и отправилась к своим женщинам, и некоторое время работала вместе с ними, и так провела томительные два часа. Затем она послала за священником и занялась с ним книжной премудростью; за уроком прошло ещё часа два, после чего девушка повелела капеллану взяться за дело, не откладывая, и наставить её и письму тоже, и тот нимало не возражал; по чести говоря, сэр Леонард сам давно хотел просить её о том же, да только не смел. Ибо за обучением письму пришлось бы священнику по необходимости сидеть с Заряночкой бок о бок и следить за рукою девушки и за тем, как пальцы её старательно выводят буквы; более того, привелось бы ему порою касаться её руки своей рукою и направлять её. Потому теперь сэр Леонард посулил себе, что вкусит райского блаженства. А надо сказать, что капеллан вполне годился в наставники, ибо по праву считался одним из лучших писцов и притом обладал превосходным почерком.

Итак, приступили они к уроку, и девушка с жаром взялась за дело; быстро постигала она и эту премудрость и от работы не отлынивала, в то время как душа учителя изнывала от любви к ней. Так миновало ещё три часа, затем вдруг Заряночка устало подняла взгляд от стола, и вновь охватили девушку тревога и беспокойство и тоска о любезном ей собеседнике, и отпустила она священника на этот день, позволив поцеловать себе руку в качестве платы.

День уже клонился к вечеру; и поспешила Заряночка на вершину башни, и долго пробыла там, глядя на воду, пока не стало смеркаться, а затем печально спустилась вниз и отправилась к своим женщинам.

Следующий день оказался во всём похож на предыдущий; ничего примечательного не случилось, и Заряночка проводила время, то поднимаясь на башню и оглядывая озеро, то вышивая со своими прислужницами, то постигая книжную премудрость вместе с сэром Леонардом, но неизменно болело её сердце от тоски.

На третий день Заряночка надумала переговорить с кастеляном, и призвала его к себе, и спросила, что тот думает по поводу столь долгого отсутствия благородных лордов. Отвечал седовласый воин: «Госпожа моя, к чему дивиться, ежели и задержались они на несколько дней, ибо ведь отправились они на приключение, а в историях такого рода много чего случается. Теперь же, заклинаю тебя, перестань терзаться, ибо не настало ещё время даже заподозрить, что, может статься, не всё сложилось ладно».

Слова кастеляна весьма утешили девушку в ту пору, ибо понимала она: сэр Эймерис говорит чистую правду; засим поблагодарила Заряночка старика и улыбнулась ему приветливо, и он возликовал и собрался уже опуститься на колени и, по обычаю своему, расцеловать девушке руки; но она, снова улыбнувшись, удержала кастеляна, говоря: «Не сейчас, милый друг; это при расставании; у меня же есть ещё что сказать тебе, а именно: запало мне в голову выехать за ворота; это бы меня утешило и помогло терпеливо дождаться возвращения друзей. Ибо должно тебе узнать, сэр Эймерис, что выросла я среди лесов и полей, под палящим солнцем, под порывами ветра; и теперь, лишённая всего этого по большей части, я бледнею и чахну. Ты ведь не захочешь, чтобы заболела я, находясь на твоём попечении, ведь так?»

«Разумеется, нет, госпожа, – отвечал сэр Эймерис, – сегодня же я вывезу тебя за ворота; и два десятка вооружённых людей или даже более поедут с нами, чтобы беды не случилось». Отвечала Заряночка, хмуря бровь: «Нет, рыцарь, мне не нужны твои воины; я бы предпочла отправиться в путь одна, свободная, как ветер. Ибо разве не слышал ты, что Красный Рыцарь ранен и не встаёт с постели? Так в чем же опасность?» Отвечал сэр Эймерис: «Так, госпожа; но Красный Рыцарь не единственный недруг, хотя и худший из всех; и очень может статься, что слухи лгут, ибо помянутый враг весьма и весьма коварен. И вот ещё о чём подумай, добрая госпожа: к нынешнему дню он, по всей вероятности, уже прослышал, что в смиренном моём замке хранится великая драгоценность, бесценная жемчужина, равных которой не сыскать во всём мире, и задумал похитить её, ежели удастся».

Рассмеялась Заряночка и ответствовала: «А что, коли жемчужина эта наделена свободною волей, и есть у неё в придачу и руки и ноги, и готова она бросить вызов опасности и переступить порог крепости, ежели придёт ей такое в голову? Как поступишь ты в таком случае, о лорд?» – «В таком случае, – отвечал кастелян, – я верну тебя в замок, и хотя огорчит меня это несказанно, прикажу привести тебя силой, ежели ничто другое не поможет. Ибо к тому понуждает меня клятва, принесённая мною господам моим и повелителям».

Снова рассмеялась Заряночка и молвила: «Вы только послушайте, к чему ведут вставание на колени да целование рук! Потрудись-ка вспомнить, прекрасный сэр, как некогда желал ты выставить меня за ворота, хочу я этого или нет; а ныне, хочу я того, нет ли, желаешь удержать меня в стенах замка; вот как время-то переменилось и, может статься, переменится снова. Но скажи вот что: госпожа ли я над моими женщинами и могу ли приказывать им, что захочу?» – «Разумеется, – отвечал сэр Эймерис, – как и любому из нас». Молвила Заряночка: «Так ежели повелю я двоим или троим прислужницам отправиться вместе со мною поразвеяться на луга и в леса, до куда полдня пути, что тогда?» – «В таком случае и только в таком, – отвечал сэр Эймерис, – мне придётся приказать этим женщинам ослушаться госпожу». Отозвалась Заряночка: «А ежели тебе они не повинуются, а повинуются мне?» Отвечал сэр Эймерис: «Ежели приведут они тебя назад в целости и сохранности, вероятнее всего придётся им запеть под лозовым смычком, дабы остереглись на будущее от подобных безрассудств; но ежели вернутся они без тебя, клянусь всеми святыми, что буря гнева всенепременно снесёт их головы с плеч!»