Мистер Пропер, веселей! - Василий Богданов

– Да ты набухался! – крикнул Бумер Артуру.

– Нет, – Артур остановился и перевёл дух. – Я ищу женщину.

– А-а-а! – радостно подмигнул ему Бумер и сказал Директору: – Он бабу хочет, ёб-б-банавро!

– Так ты чё? Бабу хочешь, ёб-б-банавро? – спросил Артура Директор и радостно подмигнул. Артур не успел раскрыть рта.

– Да, он бабу хочет, ёб-б-банавро! – ответил за него Бумер. – Зацени, ёб-б-банавро! – он зажал обоими пальцами нос и повалился назад в жадные объятия двух колоссальных бабищ.

Пухлые руки оглаживали его сверкающую потную лысину, его щёки и губы, задирали на нём рубашку и лезли в штаны. Перед глазами Артура разорвалась бомба, и он, на секунду ослепнув от взрыва, близко увидел безумное лицо и алчные губы, уткнулся носом между огромных грудей, почувствовал, как женские руки настойчиво лезут ему в ширинку. Одна бабища тёрлась о него своим неуклюжим задом, вторая толкала резиновый язык в ухо. Нет, обе тёрлись о него, и он ощущал себя тонким куском ветчины, зажатым между двух булок. Нет, одна сквозь штаны хватала рыбьим ртом его член, а вторая делала вид, будто совершает с первой половой акт. Нет. Он вдруг понял, что на самом деле сейчас ничего не происходит, есть лишь какая-то имитация секса, какое-то болезненное симулирование, и, как только он понял это, всё исчезло вместе с запоздалой мыслью о том, что стоило сохранить игру ещё в баре.

– А иначе и не бывает, – отозвался бармен. – Повторить? – он кивнул на пустые стаканы.

– Нет-нет, я, пожалуй, пойду, – поспешил остановить его Артур.

Когда он слез со стула, Кристина поймала его за руку.

– Подожди-ка минутку, Король.

– Зачем?

– Закрой глаза, открой рот.

Артур подчинился.

– Не грусти.

Он почувствовал у себя на языке таблетку и, проглотив её, оказался перед дверью, выкрашенной зелёной краской, успев напоследок услышать:

– Кристина, кисуля моя…

Толкнув дверь, он попал в тесное подсобное помещение. Тусклая лампочка. На стенах желтовато-зелёные подтёки, похожие на застарелые синяки. Ржавая раковина, полная грязной посуды. На полу много вёдер и лентяек. Под раковиной на корточках сидит девчонка с бледным острым лицом и неестественно огромными глазами. На ней вытертые мешковатые джинсы неопределённого цвета, оранжевая толстовка с покемоном и ядовито-зелёные ботинки на толстой подошве.

– Привет, Маугли, – сказал он ей, – ты что здесь делаешь?

Девчонка подняла на него огромные глаза, в каждом из которых дрожали яркие блики, и скороговоркой произнесла:

– Конничива, О генки деска?

– Хай, генки дес, – как заведённый, отвечал он.

Девчушка захихикала, прикрывая маленький рот ладошкой.

– Ты клёвый, – сказала она.

Он присел на корточки рядом с ней.

– Раскумаримся? – спросила девчушка.

Артур кивнул.

– Давай.

Она пошарила по карманам и достала пачку дешёвых «Житанс» и свёрточек из газеты.

– Курил когда-нибудь траву?

– Ага.

Она развернула свёрточек, в котором оказалась сухая серо-зелёная смесь. В глаза Артуру бросился набранный крупным шрифтом отрывок газетного заголовка «…за хорошим товаром всегда очередь». Что бы они там ни продавали: холодильники, пылесосы или пластиковые окна, – в сложившемся контексте, присыпанная высушенной марихуаной, эта надпись приобретала совершенно иной смысл.

– Как хоть тебя зовут? – спросил Артур и сел прямо на пол, потому что почувствовал, как от сидения на корточках затекают ноги.

– Киоко, – отвечала девчушка, не отвлекаясь от своего занятия, – Киоко Фуджишита.

– Да ну, не гони.

– Серьёзно, – Киоко деловито выпотрошила из сигареты весь табак и набивала в неё коноплю.

– Да ты же по виду русская, и глаза у тебя совсем не японские, не узкие то есть, а, наоборот, огромные, как блюдца.

– Ну, – недоумённо пожала плечами Киоко, – а ты мультиков будто не смотрел?

– Каких ещё мультиков?

– Японских, – Киоко оторвала от сигаретной пачки кусочек бумаги и свернула «пятку».

– Подожди, – Артур сделал останавливающий жест ладонью в перчатке. Она посмотрела на него так, будто бы он переместился за прозрачную стену. Два лица – его и её – висели в воздухе друг против друга. Ниже лиц на уровне груди висел знак «СТОП!» – его ладонь, от которой во все стороны расползлась прозрачная плоскость.

– Смотри, – Киоко улыбнулась и близко к его глазам поднесла «пятку».

От прикосновения «пятки» прозрачная плоскость дрогнула, как водная гладь, и по ней разбрелись ленивые широкие круги. «Надо же, меня уже глючит безо всякой травы», – подумал Артур. Киоко вынула фильтр и засунула на его место «пятку». Руки у неё были бледные, костлявые, все в цыпках и сиреневой сетке сосудов.

– А папа у тебя кто был? – спросил Артур.

Киоко прикурила сигаретку и изо всех сил втянула в себя дым. Глаза её сначала округлились, а потом прищурились. Редкие ресницы на верхних веках сцепились с ресницами на нижних, и сквозь них пьяно блеснули растаявшие зрачки.

– А папа у меня был последний самурай, – выдыхая сладкий дым, отвечала она. – На, держи, – она протянула ему сигаретку.

Он затянулся, почувствовав, как дым проникает в лёгкие, и немедленно закашлялся. Киоко звонко расхохоталась:

– Не умеешь! Дай сюда.

Борясь с кашлем, он вернул ей сигаретку.

– Сейчас мы будем пускать «паровозы», – объявила она. – Иди сюда.

Он придвинулся.

– Ближе.

Он сделал ещё одно движение ей навстречу. Огромное лицо с острым подбородком. Огромные, как блюдца, глаза.

– Ближе.

Она вставила сигаретку зажжённым концом в рот и выдохнула через «пятку» струйку горячего дыма, которую он поймал губами. Затем медленно сомкнул веки и с облегчением выдохнул дым в её смеющиеся глаза.

– Понравилось? – спросила она. – Давай ещё?

– Давай.

Артур не понял, как они начали целоваться, лишь внезапно почувствовал чужой язык у себя во рту – сладкий, расслабленный, с кучей пупырышков, похожий на грушёвую мякоть.

Когда его руки уже забирались ей под футболку, она неожиданно отпрянула, вскочила на ноги и запрыгала на одной ноге в противоположный конец комнаты, опрокидывая по пути вёдра.

– Мне нельзя! Я несовершеннолетняя! – дразнилась она, показывая язык.

Артур уронил одурманенную голову на грудь и молчал. Он чувствовал, что пьян и что засыпает. Очнулся он спустя какое-то время от крика: