История Карла XII, короля Швеции - Вольтер

После бегства Карла в Бендеры Константинополь уподобился тому, чем столь часто приходилось бывать Риму — средоточием переговоров и интриг всего христианского мира. Французский посланник граф Дезалёр поддерживал здесь интересы Карла и Станислава, посланник германского императора противодействовал им. Шведская и московитская партии сталкивались наподобие французской и испанской в Риме, как это происходило там прежде столь долгое время.

Англия и Голландия сохраняли только видимость нейтралитета — новые возможности для торговли, открывавшиеся в Петербурге, привлекали интерес сих двух торговых наций.

Англичане и голландцы всегда выступают на стороне того государя, который более других благоволит их торговле. От царя можно было получить большие выгоды, и не удивительно, что английский и голландский посланники тайно содействовали ему при Оттоманской Порте. Одно из условий сей новой дружбы заключалось в том, чтобы как можно скорее удалить Карла из Турецкой Империи, то ли потому, что царь надеялся захватить его на дороге, то ли почитали его менее опасным за ее пределами, дабы не мог он использовать силы Оттоманов противу Империи Российской.

Шведский король домогался того, чтобы Порта отправила его через Польшу вместе с многочисленной армией. Но Диван решил отослать Карла с одним только почетным эскортом из семи — восьми тысяч человек и не в качестве короля-союзника, а лишь как гостя, от которого хотят отделаться.

В сих видах султан Ахмед прислал ему письмо следующего содержания:

«Могущественнейшему среди королей, поклоняющихся Иисусу, защитнику справедливости в государствах Севера и Юга; воссиявшему в величии и другу чести, славы и нашей Блистательной Порты, Карлу, королю Швеции, да благословит Бог все его дела.

Получив послание сие, скрепленное Нашей Императорской Печатью, будьте благонадежны в искренности намерений наших, там изложенных. Хоть и предполагали мы сызнова двинуть противу царя неизменно победоносные войска наши, однако же государь сей, дабы не навлечь на себя праведного нашего гнева за его проволочки в исполнении договора, на берегах Прута заключенного, отдал во владение наше город и крепость Азов и желает при посредстве старинных друзей наших, посланников Англии и Голландии, завязать с нами узы постоянного мира. Мы со своей стороны согласились на сие и дали Нашу Императорскую ратификацию посланникам его, в заложниках у нас обретающимся, после получения из их рук таковой же ратификации.

Наичестнейшему и доблестному Девлет-Гирею, хану Буд-жака, Крыма, Ногаев и Черкесов, а также наимудрейшему сераскеру нашему в Бендерах Измаилу (да приумножит Господь их величие и разумение) дали мы наши наистрожайшие и благодетельные повеления касательно возвращения вашего через Польшу согласно первоначальному вашему намерению, о каковом мы вновь были вами уведомлены.

Посему надлежит вам, полагаясь на Провидение, приготовиться к отъезду предстоящей зимой в сопровождении почетного эскорта, дабы возвратиться в собственные ваши владения и ехать через Польшу, оставаясь неизменно другом сей страны.

Все потребное для путешествия вашего будет доставлено для вас моей Блистательной Портой, как в отношении денег, так и людей, лошадей и повозок. Превыше всего мы увещеваем вас и советуем вам дать совершенные ясные и утвердительные повеления всем шведам и прочим лицам, при вас находящимся, не чинить никаких беспорядков или прочих иных помешательств, каковые непосредственно или же окольными путями могут нарушить царящие там ныне мир и спокойствие. [83]

Исполнив сие, сохраните вы наше благорасположение, знаки коего мы будем и впредь при соответственных к сему оказиях вам свидетельствовать. Войска, для сопровождения вашего назначенные, получат все соответственные Нашим Императорским намерениям указания.

Дано в нашей Блистательной Порте в Константинополе 14-го дня месяца раби, года хиджры[83] 1124-го».

Что означало 19 апреля 1712 года.

Сие послание еще не лишало короля шведского последней надежды. Он написал султану о своей вечной признательности за оказанные милости, однако выражал при этом надежду, что чувство справедливости не позволит отправить его с малочисленным эскортом в страну, еще наводненную царскими войсками. Тем более что российский император в нарушение первой статьи Прутского договора не только не вывел из Польши свою армию, но посылает туда еще и новые подкрепления, а султану, как сие ни удивительно, ничего об этом не известно.

Недальновидная политика Порты, которая из гордости, принимая у себя чужеземных послов, не имеет при христианских дворах ни единого своего, приводит к тому, что иностранцы не только прознают о тайных ее решениях, но даже и влияют на оные, в то время как Диван пребывает в глубоком неведении касательно всего, у христиан происходящего.

Затворившийся в своем серале среди женщин и евнухов султан смотрит на все лишь глазами великого визиря, а министр сей, столь же недоступный, как и его повелитель, занятый интригами сераля, почти всегда становится жертвой обмана и сам обманывает султана, который при первой же ошибке смещает его или даже велит удавить, после чего избирает для него преемника, столь же невежественного и вероломного. Сей последний, ничем не отличаясь в лучшую сторону, вскоре как и тот низвергается.

Всегдашняя глубокая беспечность сего двора такова, что если бы христианские государи соединились друг с другом, то их корабли были бы у Дарданелл, а войска — под Адрианополем еще прежде того, как турки вздумали бы обороняться. Однако противоположные интересы, всегда разъединяющие христианский мир, спасают турок от той судьбы, каковая ныне уготована им вследствие невежества в искусстве войны на суше и на море.

Ахмед был столь мало осведомлен о делах в Польше, что отправил одного агу разузнать, верно ли, будто войска царя еще находятся там. Этого агу сопровождали два секретаря короля шведского, знавшие турецкий язык, чтобы следить, как бы не послал он ложного донесения.

Ага, увидя все собственными глазами, подал отчет о сем самому султану. Сей последний, придя в негодование, хотел было удавить великого визиря, однако протежировавший ему в своих интересах фаворит выхлопотал для него прощение, и тот еще некоторое время держался у власти.

Русским открыто покровительствовал визирь и тайно — султанский любимец Али Кумурджи, который перекинулся на их сторону. Однако султан так разгневался, нарушение договора было настолько явным, а янычары, которые подчас заставляют дрожать министров, фаворитов и самих султанов, столь громко требовали войны, что никто в серале не осмеливался защищать путь умеренности.