Сесилия Агнес - странная история - Мария Грипе

Но по большому счету, конечно, хорошего тут было мало. И им наверняка бы пришлось переехать, если бы не одно новое обстоятельство.

В городе поселился танцовщик Королевской оперы; человек талантливый, еще сравнительно молодой – чуть за сорок, – он оставил сцену и начал давать уроки. Сесилия, разумеется, стала его ученицей. Ей уже сравнялось двенадцать лет, и она прямо-таки преобразилась. Если раньше подавала большие надежды, то теперь поистине блистала. Ее дарование стремительно раскрывалось, и в скором времени пошли разговоры о балетном училище при Опере. В Стокгольме Сесилию рассчитывали определить в пансион.

Сама Хедвиг решила не переезжать. В ту пору она часто бывала за границей и полагала, что ее местожительство значения не имеет.

А вот насчет Сесилии у нее сомнений не было: девочке необходимо в Стокгольм, чтобы выучиться и достичь своей цели.

Но на сей раз заартачилась Сесилия.

Хедвиг пыталась ее вразумить. Речь-то шла о ее будущем. Но Сесилия стояла на своем. Необходимую подготовку она, мол, получит и здесь, дома. Так что все опять отложили на потом.

И совершили ошибку. Конечно, Сесилия боялась. Не хотела потерять то, что имела. За эти годы она расцвела, почувствовала, что ее ценят, и до некоторой степени поверила в свой талант. Поняла, что чего-то стоит. И вот теперь взять и уехать? Когда все у нее так хорошо складывается. Опять начинать сначала, среди чужих людей. И, возможно, потерпеть неудачу.

В Стокгольме царила жесточайшая конкуренция, а Сесилия была не храброго десятка. Ее с легкостью могли затереть, она не умела постоять за себя. Хедвиг хорошо это понимала. Оттого и не очень-то уговаривала. Знала, что Сесилия сможет добиться успеха, только если постоянно будет чувствовать, что окружена друзьями, желающими ей добра. А не соперниками, не конкурентами. Сесилии просто-напросто недоставало силы характера. И неудача – случись она сейчас, когда девочка наконец-то начала расправлять крылья, – могла возыметь очень серьезные последствия.

Словом, Сесилия осталась дома. Все вздохнули с облегчением. В том числе и Хульда. Ведь при одной мысли, что в Стокгольме Сесилия будет брошена на произвол судьбы, ей, мягко говоря, делалось страшно.

– На Агнес-то, на родную ее мать, расчета не было. Она хоть и жила в Стокгольме, но даже не заикалась о том, чтобы взять Сесилию к себе. – Хульда вздохнула. – Приди Агнес на помощь, все было бы по-другому. Но она палец о палец не ударила.

Хульда умолкла и долго сидела, глядя в пространство. Нора не торопила ее. Старушка сокрушенно покачала головой, нахмурилась, потом сказала:

– Знали бы мы тогда, что ждет бедняжку здесь, дома, наверняка бы отправили ее в Стокгольм, чего бы это ни стоило. Только ведь нам было невдогад. Что я, что Хедвиг – сущие простофили, стыдно сказать. Ну и поплатились обе.

Все вроде шло тихо-спокойно. Сесилия продолжала совершенствоваться в танцах. Начала выступать, причем с неизменным успехом. Вдобавок в школе помогала, учила других. И с огромным удовольствием.

– Балетчик, учитель ее, готов был что угодно сделать, лишь бы она добилась успеха. А мы радовались: не перевелись на свете добрые люди! Нам в голову не приходило, что он свои планы строит. Да какие!

И вот настала осень 1922-го.

Хедвиг собиралась в Париж, на целый год. И сказала Хульде, что впервые уезжает со спокойной душой. Раньше-то ее всегда мучили угрызения совести. Ведь когда Хедвиг куда-нибудь уезжала, Сесилия ужасно расстраивалась. Выглядела до того печальной и одинокой, что у Хедвиг прямо сердце разрывалось. Однако на сей раз она приняла разлуку гораздо спокойнее. Хотя уезжала Хедвиг на целый год. По всему видать, девочка нашла свою цель в жизни, была счастлива и довольна.

На прощание обе всплакнули. Впрочем, Сесилия быстро утешилась и, вопреки обыкновению, ничуть не нервничала. Хульда, понятно, была до смерти рада.

– Такая вот дуреха, – мрачно сказала она. – Невдомек мне было, что у нее другой утешитель завелся. Понимаешь, о чем я?

Теперь ни Хульда у Сесилии не ночевала, ни Сесилия у Хульды, об этом и речи не заходило. Сесилия уже не боялась спать одна в квартире. Хульде оставалось только приглядывать за нею да следить, чтобы она не забывала поесть. Поэтому питаться она будет у Хульды, такой у них был уговор.

Но вскоре Сесилия объявила, что ей недосуг заезжать днем домой, лучше перекусить прямо в школе. И Хульда стала готовить ей завтраки, которые она каждый день брала с собой. Школа находилась за городской чертой, в доме учителя, так что Хульду не удивило, что Сесилии не хочется терять время и среди дня ехать на велосипеде домой, а потом обратно. Ужинали они по-прежнему вместе, у Хульды, и виделись каждый день. Тревожиться вроде бы не о чем.

– Девочка успела вконец исхудать и выглядела совершенно несчастной, пока я не заметила, что не все с нею как надо.

Сесилия всегда была тоненькая, бледная, а теперь стала вовсе прозрачная. Но Хульда ни о чем не задумывалась, ровно кто глаза ей отвел, и вдруг однажды вечером, глядя, как Сесилия ковыряет еду на тарелке, она словно прозрела: вид-то у девочки нездоровый, во взгляде читается отчаяние. Хульда простить себе не могла, что раньше ничего не замечала. А ведь она просто потеряла бдительность, внушила себе, что все в полном порядке. Вдобавок собственная маленькая дочка постоянно требовала внимания. Но так или иначе она оказалась непростительно доверчивой.

Даже не подумала проверить, где Сесилия проводит вечера, где ночует. Твердо усвоила, что на первом месте у нее балет, и решила, что ее вечерние отлучки связаны с необходимостью практиковаться. Большей-то частью девочка была дома, сидела у Хульды, вела разговоры. Иногда присматривала за маленькой Ингой, если Хульде случалось вечером уйти по делам. Как тут заподозришь, что беда у порога?

Один из соседей как-то намекнул, что Сесилия не всегда ночует дома, но Хульда ему не поверила: иных людей хлебом не корми – дай только посплетничать! Нет, она совершенно уверена, что Сесилия спит дома, в своей постели, и пересуды эти слушать не станет. А вынюхивать украдкой тем паче.

Только обнаружив, что Сесилия ничегошеньки не ест, Хульда всполошилась и попыталась выяснить, в чем дело. Сперва она подумала, что девочка решила сбросить вес. Но зачем? Какая в этом необходимость? И без того тоненькая как тростинка!

– Я, конечно, знала, что тех, кто занимается балетом, не назовешь обжорами. Но совсем без еды они ведь тоже не могут, верно? А Сесилия морила себя голодом. Почему, скажите на милость?

Девочка ссылалась на завтраки, которые брала с собой. Мол, этого больше чем достаточно. Но Хульда ей не верила, подозревая, что охотников расправиться с завтраками там хватает. Сама Сесилия вряд ли много съедала. А корзинка вечером почти всегда была пустая. Еды нет, но девочка день ото дня худеет. Что-то здесь было не так, и Хульда встревожилась.

Кто же это без зазрения совести лопает девочкины завтраки, и душа у мерзавца не дрогнет, что она тает на глазах!