Кризис человечества. Выживет ли Россия в нерусской смуте? - Михаил Делягин

Стратегической целью, исключительно трудно достижимой, — своего рода «сверхзадачей» российской внешней политики — представляется занятие Россией положения своего рода международного арбитра, регулятора глобальной конкуренции.

После разрушения Советского Союза функции такого регулятора автоматически отошли к главному победителю — США, однако сами масштабы их деятельности вступили в непримиримое противоречие с их регулятивной функцией: они оказались и верховным арбитром, и ключевым участником регулируемых ими процессов (в том числе рынков). В результате доверие к ним как к арбитру оказалось подорванным и возникла объективная, объединяющая практически всех участников мировой конкуренции (кроме, понятно, самих США) потребность в поиске нового арбитра, не являющегося «играющим судьей».

Россия в стратегической перспективе, после оздоровления своего государства (ибо доверие к нему в его нынешнем состоянии невозможно по определению), может претендовать на роль такого арбитра в силу уникальности своего положения.

Прежде всего, ее очевидная долговременная слабость (которая в результате превращается в силу!) не позволит ей занимать ключевые позиции ни на одном мировом рынке (кроме, разумеется, рынка палладия). Это не позволяет возникнуть сколь-нибудь обоснованным страхам перед ней: ее влияние ни при каких обстоятельствах не станет преобладающим, что является необходимым (хотя, конечно, отнюдь не достаточным) условием ее добросовестности как судьи.

Однако при этом она, в отличие от всех остальных относительно незначимых стран, сохраняет культурный навык и образовательный потенциал (который все еще, несмотря на либеральную реформу образования, поддается восстановлению), достаточный для понимания глобальных процессов. Это позволяет ключевым участникам последних рассчитывать на адекватный, профессиональный арбитраж со стороны ее представителей.

Наконец, как было показано выше, уникальным конкурентным преимуществом России как глобального арбитра является обусловленная самой национальной культурой тяга к справедливости как к высшей и универсальной ценности человеческого общежития. Даже русские цари, получая возможность непосредственно влиять на европейскую (что в те времена означало на мировую) политику, делали это не в эгоистических интересах собственно России, а ради достижения своих представлений о справедливом устройстве мироздания, пусть даже и в ущерб своим собственным интересам и интересам своей страны. Аналогичные подходы реализовывались и в последующие времена: и во время Гражданской войны, и даже советской властью[39]. При этом государство, проводившее столь самоотверженную политику, неизменно подвергалось за нее уничижительной критике от своих оппонентов — от декабристов до либералов конца XX века (включая, разумеется, большевиков).

Понятно, что подобное качество, да еще и подкрепленное как минимум многовековой историей, является просто незаменимым для любого арбитра.

Ключевой проблемой, мешающей России всерьез претендовать на эту крайне влиятельную в своей универсальности позицию, является та самая слабость, которая при взгляде «с другой стороны» укрепляет ее шансы. Ведь за выполнение функций арбитра (в той степени, в которой они вообще будут существовать) неминуема ожесточенная конкуренция — и слабая страна просто не сможет адекватно участвовать в ней (например, действенно доказывая злонамеренную нелепость обвинений в «имперском сознании» и «экспансионизме»).

Не менее важная проблема заключается в том, что глобальная конкуренция в ближайшие годы во все большей степени будет вестись вообще без каких бы то ни было правил. Понятно, что в ситуации отсутствия правил не нужен и арбитр, следящий за их исполнением.

Правда, этот подход, при всей своей принципиальной правильности, грешит чрезмерным максимализмом. Ведь управляющей системе в целом, как и отдельному человеку, крайне тяжело, практически невозможно открыто и честно признаться (даже самой себе) в действии без правил, то есть, по сути дела, в полной аморальности. Поэтому какие-то оста — точные правила будут сохраняться все равно: сама ситуация «нарушения правил» означает сохранение этих правил, подразумеваемых хотя бы по факту их нарушения, — и вот эти остаточные, подразумеваемые, нарушаемые на каждом шагу правила все равно нужно будет отстаивать, пусть даже и в арьергардных боях.

Как это ни парадоксально, потребность в сохранении правил будут испытывать и намеренные нарушать их участники глобальной конкуренции. С одной стороны, нарушение общепринятых правил справедливо будет рассматриваться ими в качестве важного конкурентного преимущества, а с другой (и это главное) — даже хулиганы и преступники нуждаются в сохранении морально-правовой «системы координат». Ведь нарушать правила значительно проще, чем существовать без каких бы то ни было правил вообще.

Собственно говоря, после «вбамбливания в каменный век» Югославии в 1999 году и агрессии США и их партнеров против Ирака в 2003 году (в обоих случаях по заведомо ложным предлогам, провозглашавшимся с беспримерным цинизмом) международное право существует именно в описанном выше качестве совокупности остаточных, постоянно нарушаемых норм.

А если нормы, пусть даже и нарушаемые, пусть даже остаточные, все же сохраняются как нормы, — тем самым сохраняется и объективная потребность в блюстителе этих норм, то есть в арбитре.

Да, его позиция будет в целом незавидной, он не будет обладать абсолютной властью, и его слово будет не законом, но всего лишь пожеланием, — однако даже моральное влияние существенно больше, чем ничего.

И занятие этой позиции, несмотря на ее внешне бессильное морализаторство, даст России колоссальные, хотя и реализующиеся не прямо и лишь в стратегической перспективе, конкурентные преимущества.

Итак, не вызывает сомнений, что основными принципами поведения России во внешней политике должны быть принципиальный отказ от ввязывания в лобовые конфликты (а лучше и от непосредственного участия в любых конфликтах, насколько это возможно). Достигать своих целей следует преимущественно уравновешиванием соперничества своих глобальных конкурентов, которым придется заниматься, как это ни печально, в том числе и на своей территории, и даже по поводу ее.

При этом нельзя упускать из виду, что внешняя политика должна быть всего лишь инструментом реализации политики внутренней, направленной на решение главной стратегической задачи России — возрождение российской цивилизации на новой, современной основе, обеспечивающей ее устойчивый прогресс даже в условиях глобального кризиса и длительной трансформации всего человечества.