Месть пумы - Катя Брандис
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Не помешаю?
– Ничуть, – ответил Брэндон, сортируя грязную одежду и одновременно подкрепляясь кукурузными зёрнами.
Я прямо просиял, увидев любимого учителя. Как хорошо быть снова рядом с ним!
– Есть новости, – сообщил он. – Твоя мама и твоя сестра так долго уговаривали твоего отца, что он наконец согласился лечь в больницу.
– Правда?! – Я не верил своим ушам. – Откуда вы знаете? Вы к ним ещё раз ездили?
– Нет, – он поскрёб подбородок с бурно растущей щетиной, – твоя мама мне позвонила.
– Что она сделала?!
Мистер Бриджер улыбнулся:
– Видимо, где-то ещё сохранились телефоны-автоматы, и к тому же она, наверное, хотела тебе доказать, что тоже кое-что смыслит в человеческом мире. Во всяком случае, я уже договорился в больнице, чтобы твоего отца положили. Деньги мы собрали. Поддельное водительское удостоверение я ему достал, как мы и договаривались.
– Спасибо, – ошеломлённо пробормотал я. Ведь я не смел даже надеяться, что всё удастся организовать так быстро. А потому испугаться я тоже не успел.
– Интересно, что из этого выйдет, – сказал Брэндон, который внимательно следил за нашим разговором.
– Скоро увидим – мы ведь можем завтра поехать и привезти отца? – спросил я Бриджера. – Ээ-э, ещё вот что – Миллинг как-нибудь проявлял себя?
Джеймс Бриджер сразу стал серьёзным:
– Я слышал про твоё интервью. Не знаю, правильно ли ты поступил. Миллинг, кстати, как раз собирался купить в Коста-Рике телеканал и газету. Ты знал об этом? Если бы ему это удалось, он смог бы очень сильно влиять на настроения людей и получил бы ещё больше власти. Вроде бы всё уже было согласовано, но потом сделка вдруг сорвалась.
Я с благодарностью вспомнил сеньора Кортанте. Видимо, он задействовал свои связи. Вряд ли только мои слова так повлияли на продавца.
– Значит, теперь Миллинг злится на меня ещё сильнее, – сказал я. – А не слишком рискованно привозить отца в больницу?
Мы посмотрели друг другу в глаза. Риск, конечно, большой.
– Я считаю, сейчас или никогда, – ответил Бриджер. – Такие раны, как у твоего отца, если их не лечить, могут серьёзно подорвать здоровье.
– Тогда до завтра, – решился я. Сегодня ночью я наверняка не сомкну глаз из-за своих сомнений и страхов.
Мягкий вечерний свет падал на светло-рыжую шевелюру отца, в которой застряло несколько сосновых иголок. Ксамбер скептически разглядывал одежду, которую я позаимствовал у Билла Зорки и раскладывал теперь перед ним. Трусы, джинсы, носки, футболка, свитшот.
– Учитель примерно твоего роста, должно подойти, – взволнованно сказал я.
– Вот уж радость – бегать целыми днями как голая обезьяна, – проворчал отец.
– Как человек, – поправил я его.
– Это одно и то же!
– С точки зрения биологии, человек относится к сухоносым приматам, – подал голос мистер Бриджер, и мой отец довольно кивнул: мол, что я говорил! К счастью, он не имел ничего против Джеймса Бриджера – а ведь тот койот, а значит, из семейства псовых.
– Но голышом в человеческом мире находиться всё равно нельзя, – напомнил я отцу. – Это покажется людям подозрительным. Ты не должен подставляться. – На секундуу я с ужасом представил, как Ксамбер в чём мать родила вышагивает по главной улице Джексона.
– У них непорядок с головой, – буркнул отец. – Если у животного нет меха, он себе другого покрытия не ищет.
– Раз уж мы заговорили о мехе… – Джеймс Бриджер защёлкал ножницами и остриг отцу волосы.
После этого отец с трудом оделся. Мне снова бросилось в глаза, как он исхудал и как сильно хромает. Немедленно в больницу!
Я ещё хорошо помнил, как Миро испугался машины, поэтому и сейчас, когда мы направлялись к «Тойоте» мистера Бриджера, готовился к худшему. Мои мама и сестра в обличье пум крались рядом с нами, робея – ведь мы с мистером Бриджером были на этот раз в человеческом облике.
Однако отец меня удивил. Он ненадолго остановился, с любопытством оглядел машину и, дождавшись, пока я открою ему дверь, осторожно сел впереди на пассажирское сиденье.
– Всегда было интересно, как на этих штуках ездят, – сказал он, потрепал маму и Мию на прощание по шее и сам закрыл дверь.
Даже когда Джеймс Бриджер завёл двигатель и поехал, отец держал себя в руках, только незаметно ухватился за кресло. И постепенно мне стало казаться, что он справится в человеческом мире. На душе немного полегчало.
– Мы будем вспоминать тебя каждый день на рассвете! – крикнула ему вдогонку Мия.
– И в другое время тоже! – добавила мама. – Поправляйся, котёнок!
– Спасибо, лапочка! – с нежностью ответил отец, и я увидел, как мистер Бриджер сдерживает улыбку.
Мне мама послала тёплую волну любви и благодарности. Она понимала, как непросто нам всем придётся.
И вот мы уже в пути, и машина Джеймса Бриджера везёт нас милю за милей вперёд. Отец с некоторой долей отвращения рассматривал крошечную фигурку койота, болтающуюся на зеркале заднего вида.
– Значит, вы работаете учителем в школе Карага, – сказал папа. – А он у вас там чему-нибудь полезному учится? Чему-нибудь такому, что он потом сможет применить в дикой природе?
– Разумеется. Например, у нас есть уроки борьбы и выживания. А я преподаю предмет под названием «поведение в особых ситуациях», – ответил Джеймс Бриджер. – Были ещё уроки звериных языков, но недавно мы, к сожалению, лишились учителя.
– Языки знать необходимо, – сказал отец, несколько смягчившись. – Я в юности, например, учил лосиный язык, потому что наш участок граничил с рекой и там было много лосей. А кроме того, я достаточно хорошо говорю на медвежьем.
Джеймс Бриджер удивился, и я тоже этого не знал.
Хорошо, что они не всю дорогу говорили обо мне. Вскоре речь зашла о том, кто что успел пережить, и Джеймс Бриджер рассказал несколько забавных историй из своей копилки, например про происшествие в Большом каньоне, о котором я тоже уже слышал.
Так мы доехали до Джексона. Отец как заворожённый смотрел на проплывающие мимо дома, магазины и заправки. Может, купить Ксамберу мягкое мороженое, чтобы ему понравилось в человеческом мире? Хотя вряд ли это лакомство подействует на него так же сильно, как на меня в прежние годы.
Медицинский центр «Сент-Джонс» оказался симпатичным двухэтажным зданием с ярко-голубыми козырьками над дверьми. И внутри тоже было мило и светло. Но отёц вошёл внутрь так, словно его вели на казнь. Мы направились к стойке регистрации, а он недоверчиво посмотрел вверх. Его взгляд напомнил мне, как я сам два с половиной года назад оказался внутри здания.