Песчаный дьявол - Джеймс Роллинс

И только Омаха пристально наблюдал за всем этим. Он успел разглядеть лицо этой женщины.

Темно-коричневая кожа цвета крепкого кофе, карие глаза, слезинка, вытатуированная под левым глазом.

Бедуинка.

Выждав, Омаха выбрался из укрытия. Денни на четвереньках выполз из-за горшка, присоединяясь к нему. Омаха помог брату подняться на ноги. Появился хозяин лавки, ладонями разглаживая балахон.

– Шук ран, – гнусавя разбитым в кровь носом, пробормотал Денни благодарность старику.

Тот с типичным для Востока равнодушием лишь пожал плечами. Достав из бумажника еще одну банкноту в пятьдесят риалов, Омаха протянул его хозяину. Тот скрестил руки, повернув их ладонями вниз.

– Халас!

Сделка была заключена, и теперь продолжать торговаться было бы оскорблением. Вместо этого старик подошел к стопке корзин и выбрал одну из них.

– Возьмите, – сказал он. – Подарите красивой женщине.

– Вир кам? – спросил Омаха. Сколько стоит?

Старик улыбнулся.

– Для вас? Пятьдесят риалов.

Омаха тоже улыбнулся, понимая, что его надули. Тем не менее он протянул банкноту.

– Халас.

Когда братья выходили с базара, Денни, говоря в нос, спросил:

– Почему, черт побери, эти ребята пытались нас похитить?

Омаха пожал плечами. Он не имел понятия. А Денни, судя по всему, в отличие от него не успел разглядеть нападавшего. Не ребята... девчата. Теперь, оглядываясь назад, Омаха вспоминал, как двигались неизвестные, и приходил к выводу, что они все могли быть женщинами.

Он снова представил себе лицо женщины с винтовкой. Кожа, бронзовая от солнца.

Сходство было несомненным.

Эта женщина могла сойти за родную сестру Сафии.

2 декабря, 17 часов 34 минуты

Международный аэропорт Сееб

Кроу шагал за тележкой, нагруженной оборудованием и снаряжением. Исходящий от раскаленной бетонки жар, казалось, выжигал из воздуха кислород. Пейнтеру приходилось непрерывно обмахиваться ладонью. Не для того, чтобы хоть немного остыть, что здесь было невозможно, а просто чтобы подогнать к лицу воздух и не задохнуться.

По крайней мере, они снова были в движении. Три часа им пришлось проторчать в салоне самолета, что было вызвано усилением мер безопасности после попытки похищения одного из помощников Кары Кенсингтон. И вот, судя по всему, проблема наконец разрешилась настолько, что им позволили сойти на землю.

Рядом с Пейнтером шла Корал, настороженно оглядываясь по сторонам. Единственным свидетельством того, что послеполуденная жара оказывала на его напарницу хоть какое-то действие, были крошечные капельки пота, застывшие на гладком лбу. Сафия снабдила ее национальным оманским головным убором, который назывался "лихаф", и молодая женщина прикрыла свои светлые волосы полосой бежевой материи.

Прищурившись, Пейнтер посмотрел вперед.

Клонящееся к горизонту солнце вызвало дрожащее марево над аэродромом и отражалось от всех поверхностей, даже от унылого серого здания, к которому сейчас направлялась маленькая процессия. Прилетевших сопровождали сотрудники оманской таможни в голубых мундирах, а по обе стороны от них шествовал небольшой эскорт встречающих, присланных султаном.

Эти люди смотрелись особенно живописно в национальной оманской одежде: в свободных белых халатах с длинными рукавами и без воротников, именуемых "дишдаша", поверх которых были накинуты черные плащи, расшитые золотом и серебром. Кроме того, на головах у них были тюрбаны из хлопчатобумажной ткани различных оттенков и рисунков, а пояса перетягивали кожаные ремни, украшенные серебром. У каждого мужчины на ремне висел длинный кинжал "ханджар" – традиционное оружие оманских мужчин. В данном случае это были кинжалы "саиди". Сделанные из чистого серебра и золота, они означают высокий ранг, аналогично тому, как у европейцев выставленные напоказ дорогие часы "Ролекс".

Кара, за которой неотступно следовали Сафия и аспирант-американец, о чем-то с жаром спорила с встречающими. Судя по всему, передовой отряд экспедиции, доктор Омаха Данн и его брат были задержаны оманской полицией. Подробности неудавшейся попытки их похищения до сих пор оставались скудными.

– С Денни все в порядке? – спросила по-арабски Сафия.

– Все замечательно, все замечательно, миледи, – заверил ее один из встречающих. – Разбитый нос, и больше ничего. Позвольте вас заверить, ему уже оказана вся необходимая помощь.

Кара обратилась к старшему группы:

– Как скоро мы сможем тронуться в путь?

– Его величество султан Кабус лично распорядился о том, чтобы доставить вас в Салалу. Никаких недоразумений больше не будет. Если бы мы знали раньше, что вы лично будете сопровождать...

Кара небрежно махнула рукой.

– Это не имеет значения, – высокомерно бросила она по-арабски. – Главное, чтобы больше не было никаких задержек.

Старший группы почтительно склонил голову. То, как безропотно он стерпел едкое замечание леди Кенсингтон, говорило о ее влиянии в Омане. "О том, чтобы не привлекать к себе внимание, придется забыть", – подумал Пейнтер.

Он посмотрел на спутницу Кары. В уголках глаз Сафии поселились морщинки беспокойства. Непродолжительное успокоение, пришедшее к ней в конце перелета, исчезло после известия о происшествии с братьями Данн. Сафия не выпускала из рук чемодан, упрямо не желая класть его на тележку. Решимость светилась в ее взгляде или это было просто сияние золотых искорок в зеленых глазах?

Пейнтер вспомнил, как Сафия висела под стеклянной крышей музея. Он чувствовал в ней источник внутренней силы, глубоко запрятанный, но все же очевидный. Даже земля, казалось, признавала это. Оманское солнце, безжалостно обжигающее всех вокруг, мягко озаряло кожу Сафии, отливая ее черты из бронзы и словно приветствуя прибытие сюда. Красота молодой женщины, прежде приглушенная, разгорелась ярче, подобно драгоценному камню, помещенному в прекрасно подобранную оправу.

Наконец процессия достигла здания терминала для особо важных гостей. Отворились двери, впуская всех в благословенный оазис прохлады кондиционеров. Однако пребывание в этом оазисе оказалось непродолжительным. В присутствии приближенных из свиты султана все таможенные формальности были пройдены быстро. Чиновники лишь мельком взглянули на паспорта, поставили визы – и после этого пятерых прибывших пригласили садиться в два черных лимузина. В одну машину – Сафию, аспиранта и Кару; в другую – Пейнтера и Корал.

– Похоже, наше присутствие здесь никого не радует, – заметил Кроу, усаживаясь в длинный лимузин.

Он устроился на удобном кожаном сиденье. Корал села рядом.