Самые богатые люди Древнего мира - Геннадий Левицкий

После этих событий, по словам Плутарха, в Крассе «и зародились впервые честолюбивые замыслы и стремление соперничать в славе с Помпеем. Помпей, хотя и годами был моложе Красса, и родился от отца, пользовавшегося в Риме дурною репутацией, навлекшего на себя глубокую ненависть сограждан, уже покрыл себя блеском побед в тогдашних войнах и выказал себя поистине великим… Это раззадоривало и раздражало Красса, которого не без основания ставили ниже Помпея. Ему недоставало опытности, а красоту его подвигов губили владевшие им от природы злые силы — корыстолюбие и скаредность».

Однажды, когда слуга доложил: пришел Помпей Великий, Красс со смехом спросил: «И какой же он величины?»

Соперничество носило характер спортивного состязания; Красс не испытывал к Помпею вражды, коварство ему было не присуще. То было истинно римское стремление быть первым, стремление догнать и обойти лидера в забеге, именуемом жизнью.

Кровь продолжала литься и после гражданской войны. Сулла бывал великодушным, но никто из виновников гражданской войны не получил прощения. Он безжалостно уничтожил всех, кто занимал командные должности в войске противника и сражался до последних битв: преторы, квесторы, военные трибуны были обречены на гибель. «Сразу же после этого Сулла, присудил к смертной казни до сорока сенаторов и около тысячи шестисот так называемых всадников, — приводит цифры Аппиан. — Сулла, кажется, первый составил списки приговоренных к смерти и назначил при этом подарки тем, кто их убьет, деньги — кто донесет, наказание — кто приговоренных укроет. Немного спустя он к проскрибированным сенаторам прибавил еще других. Все они, будучи захвачены, неожиданно погибали там, где их настигли, — в домах, в закоулках, в храмах, некоторые в страхе бросались к Сулле, и их избивали до смерти у ног его, других оттаскивали от него и топтали. Страх был так велик, что никто из видевших все эти ужасы даже пикнуть не смел».

Вначале римляне с ужасом взирали на то, как убивают их товарищей. Но мало-помалу не только привыкли к виду братской крови, но увлеклись кампанией и под шумок принялись решать личные проблемы. Убийственные списки составлялись в каждом городе Италии. «И не остались не запятнанными убийствами ни храм бога, ни очаг гостеприимца, ни отчий дом, — возмущается Плутарх. — Мужей резали на глазах жен, детей — на глазах матерей. Павших жертвою гнева и вражды было ничтожно мало по сравнению с теми, кто был убит из-за денег, да и сами каратели, случалось, признавались, что такого-то погубил его большой дом, другого — сад, а иного — теплые воды.

Квинт Аврелий, человек, чуждавшийся государственных дел, полагал, что беда касается его лишь постольку, поскольку он сострадает несчастным. Придя на форум, он стал читать список и, найдя там свое имя, промолвил:

— Горе мне! За мною гонится мое альбанское имение.

Он не ушел далеко, кто-то бросился следом и прирезал его». Имущество казненных поступало на торги; дальновидный Сулла этой процедурой стремился повязать всех влиятельных римлян. Большинство сенаторов посещало аукционы исключительно для того, чтобы угодить диктатору.

Менее щепетильные люди составляли огромные состояния на конфискациях, так как имущество продавалось по ничтожно малой цене. Многие из вольноотпущенников Суллы стали обладателями сенаторских вилл, домов в Риме, которые явно не соответствовали их положению. Простой центурион диктатора нажил на перепродаже десять миллионов сестерциев. Один из сенаторов в частной беседе заметил: неужели знать вела долгую и кровопролитную войну только для того, чтобы сделать своих вольноотпущенников и слуг богатыми людьми?

На аукционах обретался и Марк Красс и, видимо, был одним из самых активных посетителей распродаж. Подобный способ обогащения осуждает Плутарх:

«Если говорить правду, далеко не делающую ему чести, то большую часть этих богатств он извлек из пламени пожаров и бедствий войны, использовав общественные несчастья как средство для получения огромнейших барышей, — далее греческий автор нехотя оправдывает несимпатичного ему героя; Красс, оказывается, был поставлен перед необходимостью совершать покупки: — Ибо, когда Сулла, овладев Римом, стал распродавать имущество казненных, считая и называя его своей добычей, и стремился сделать соучастниками своего преступления возможно большее число лиц, и притом самых влиятельных, Красс не отказывался ни брать от него, ни покупать».

Через несколько глав биографии Красса Плутарх снова возвращается позорной теме. На уровне слухов, не называя конкретных имен, греческий историк возводит на него более суровое обвинение. Здесь сработала личная антипатия Плутарха: Красс не входил в число его любимцев, и это видно невооруженным глазом. Олигархов не любили во все времена, все народы, миллионеров ругали даже те, кто ел с их стола. И Плутарх дал волю своим чувствам, не считаясь с исторической справедливостью:

«Во время казней и конфискаций о нем опять пошла дурная слава — он скупает за бесценок богатейшие имущества или выпрашивает их себе в дар. Говорят также, что в Бруттии он кого-то внес в списки не по приказу Суллы, а из корыстных побуждений и что возмущенный этим Сулла больше не пользовался его услугами ни для каких общественных дел. Красс был очень силен в умении уловлять людей лестью, но и в свою очередь легко уловлялся льстивыми речами. Отмечают в нем еще одну особенность: будучи сам до последней степени алчен, он терпеть не мог себе подобных и всячески поносил их».

Свой начальный капитал Красс не прокутил, но вложил в дело. Республиканский Рим был не очень подходящим местом для того, чтобы зарабатывать деньги, — для сенаторского сословия это считалось позорным занятием. Но Красс не привык зависеть от общественного мнения…

В древности Рим горел постоянно. Особенно часто это происходило зимой из-за пользования жаровнями для обогрева комнат и свечами и факелами для освещения. Многочисленные праздники с факельными шествиями и обильными возлияниями вина часто заканчивались пожарами. А так как дома стояли очень близко друг от друга, выгорали целые кварталы.

С другой стороны, после гражданской войны выросли цены на недвижимость. Так, например, Корнелия, дочь Суллы, купила роскошную приморскую виллу Мария в Кампании всего за триста тысяч сестерциев, а через некоторое время продала ее Луцию Лицинию Лукуллу за два миллиона. Красс быстро сориентировался в ситуации.

«Имея перед глазами постоянный бич Рима — пожары и осадку зданий, вызываемую их громоздкостью и скученностью, — рассказывает Плутарх, — он стал приобретать рабов — архитекторов и строителей, а затем, когда их набралось у него более пятисот, начал скупать горевшие и смежные с ними постройки, которые задешево продавались хозяевами, побуждаемыми к тому страхом и неуверенностью. Таким-то образом большая часть Рима стала его собственностью».

Будучи богатейшим человеком, Красс оставался верным отцовским принципам умеренности. Для себя лично он построил дом, но ничего, кроме него, «а о любителях строиться говорил, что они помимо всяких врагов сами себя разоряют».