История волков - Эмили Фридлунд

– Возьми! – сказала она со вздохом и отдала мне волшебную палочку, которую вырезала из березовой ветки и обмазала клеем и золотыми блестками. Ей страшно хотелось, чтобы я веселилась до упаду или прикидывалась веселой, чтобы показать, как мне хорошо и как я счастлива. В те годы она регулярно ходила в церковь по субботам и воскресеньям на католические и лютеранские службы, а заодно и межконфессиональные, чтобы разом подстраховаться. Она никогда не звала меня с собой. Она называла себя беспородной верующей. Она так и не смогла решить, что важнее: благие дела или Божья благодать. Она не смогла уразуметь смысл таинства с телом и кровью Христовой: то ли это настоящая плоть человеческая, то ли пустая метафора.

– Оба хуже! – говорила она с досадой. Но что она точно знала и во что верила всем сердцем, так это в то, что под влиянием частной школы и телевидения она исковеркала себе душу и растратила по мелочи свои природные таланты.

– Ты только оцени свободу, которая у тебя есть! – Она произнесла эти слова, когда была особенно возмущена моим поведением, и обвела комнату руками. Словно все ее лоскуты, и камни, и банки с песком были разновидностью редчайших сокровищ. Словно она потратила всю свою жизнь на то, чтобы приобрести эту гору хлама.

Иногда, чтобы порадовать ее, я надевала драконий хвост и шла в нем дрессировать псов. Однажды летом, когда мне было двенадцать, я переучивала их из ездовых на служебных для работы в поисково-спасательных экспедициях. И каждый пес получал личную награду: сломанное весло, резиновый шланг, теннисный мячик, который я нашла на школьном корте. Я спускала одного пса с цепи, приказывала ему сидеть, а сама пряталась за деревом. Но это было слишком легко. Они находили меня в два счета. И вот как-то днем, когда уже не осталось больше мест, где бы я ни пряталась, я рванула за хижину и взобралась на крышу мастерской, волоча свой драконий хвост по щербатой кровле. Потом, звонко свистнув, я подала сигнал: «Искать!» – и стала наблюдать, как Эйб обыскал сначала все старые сосны, обнюхивая землю вокруг и кору, после чего стал нервно носиться вокруг хижины. Тогда Эйб еще не был старичком, но уже через двадцать минут поисков он тяжело дышал и разбрасывал слюну по всему саду. Прошло полчаса, сорок минут. Другие псы с лаем рвались с цепей, только усиливая его страдания. Сверху я видела, как ребра Эйба ходят взад-вперед в такт дыханию. Я смотрела, как он снова обегает места, которые уже проверял, и заметила, что от изнеможения его пошатывает.

Я сидела смирно на крыше мастерской. Ради эксперимента я засунула глубоко в рот мохнатый теннисный мячик и за секунду до того, как я едва не задохнулась и испуганно его не выплюнула, меня охватила странная эйфория, которая словно окрылила и чуть не подняла в воздух.

– Нет, ну правда, спроси меня о чем-нибудь, – просила я, вынимая новую карту из колоды Таро, веером разложенной на коврике в квартирке автомеханика в Сент-Поле. Его звали Ром. У него были голубые глаза, большие мускулистые руки и небольшое брюшко. Когда он зевал, стад в его языке ярко блестел. Я ткнула его в грудь: – Ну спроси, спроси, как часто волки едят! И я тебе отвечу: раз в четыре или пять дней. Они буквально умирают с голоду, а потом обжираются, как…

– Да знаю я! Ох уж эти девчонки-подростки!

– А потом они пять дней вообще могут не есть. А теперь спроси меня: что они едят? Спроси!

Он покачал головой, но продолжил игру:

– И что же они едят?

– Белохвостых оленей. А еще червяков и голубику…

– Не подавляй свою природу, гёрлскаут! Продолжай копить всю эту хрень в своем подсознании!

– …и собак! Был такой городишко в Аляске – У-чёрта-на-куличках-вилль…

– Так ты оттуда? – Он удивленно поднял брови.

– Они пришли ночью и утащили чьего-то лабрадора. И сожрали вместе с кожей и костями. Потом на следующую ночь пропала пара хаски – они, бедолаги, ни звука не издали. Но последней каплей стало исчезновение енотовидной гончей. Это была длинномордая милашка, победительница многих собачьих выставок. Ее задрали прямо на цепи, остался только ее загривок, ну и, представь себе, челюсть и хвост.

– «Челюсть и хвост». Прямо название альбома.

– Волки обычно съедают почти все кости. Это подсказка гёрлскаута.

– Так что же произошло в У-чёрта-на-куличках-вилле? – Он наклонился ко мне ближе и тихо промурлыкал в шею: – И кто же спас остальных собак?

– Нет! – оттолкнула я его. – Кто спас волков? Их всех перестреляли.

Осенью я пошла в среднюю школу, мама перестала называть меня «гендиром» и начала звать «тинейджером». А все потому, что я частенько таскала журналы из кабинета секретаря школы – мне нравилось их читать: «Пипл», «Ас» или «Гламур». Я читала, как надо сушить волосы феном, чтобы они выглядели как после торнадо, я читала советы, как смазывать пряди специальным гелем, чтобы придать им «мокрый вид». Но у меня никогда не возникало желания проверить эти советы на себе. Мне просто нравилось читать про всякие таинственные процедуры, разбитые на этапы, а потом подытоженные в схемах и таблицах. Или, если в кабинете не оказывалось новых журналов, я брала в библиотеке книги по палеонтологии ледяного века и по истории электричества. Я обожала разглядывать рисунки волосяного покрова головы и скелетов, чертежи углов и уравнения, которые не понимала. Мама не видела, что я читаю такие книги, потому что ей было неинтересно все то, чем я занималась. Она же расставляла стеклянные банки и наполняла их джемом или записывала на розовую карточку очередную библейскую цитату, и если поднимала глаза, то глядела сквозь меня. До того как снять квартиру на пару с Энн в Миннеаполисе, я вообще не смотрела телик, но когда начала смотреть, то сразу узнала это ощущение: ты смотришь на человека, а он тебя в упор не видит.

Иногда она видела, что я читаю, и заглядывала в книгу через мое плечо.

– Это домашнее задание? – спрашивала она, изумленно качая головой. Я знала: ей хочется, чтобы я хорошо училась. Но при этом она хотела, чтобы я добивалась успехов так, как она сама привыкла – с отвращением к процессу. Ее расстраивала мысль, что я стараюсь.

– Ой, ну ты становишься прямо профессором, знаешь? Надо раздобыть тебе мантию! – И она рассматривала в моей книге рисунок велоцераптора со стрелочками, указывающими на разные кости его скелета. Казалось, она на тридцать процентов удивлена и, может быть, даже обрадована, но на семьдесят процентов порицает и презирает меня.

– Не смотри на меня так! – обычно говорила она со смехом.

Мне было двенадцать. Всю жизнь я смотрела на нее так, что это ей не нравилось, – но я же не нарочно.

– Ты в мантии будешь выглядеть очень внушительно, как папа римский! – Она сделала большие глаза. – Да шучу я. Послушай, я же не утверждаю, что никакой системы нет. Я совсем не то имею в виду. Я только говорю, что есть порядок более высокого уровня, чем школа, и тебе стоит обратить внимание на относительную ценность вещей. Бог, человек, бюрократия, домашнее задание. – Она вздохнула. – Когда тебе говорят в школе: сделай вот это домашнее задание, а потом еще, и еще, и еще, тебе надо понимать, очень важно, что ты это понимаешь, что это не те ступеньки, которые ведут тебя выше и выше. Это только иллюзорное движение вверх. Ты понимаешь, о чем я?