Игры для мужчин среднего возраста - Иосиф Гольман

Для меня не проблема услышать чужой разговор с пятнадцати метров. Они говорили о том, что у Ефима есть их товар. И я так понял, товар у них забрали примерно так же, как я забрал мотоцикл у Алтухова.

Это меня очень удивило. Неужели Береславский освоил еще одну специальность? Маловероятно. Совсем мало.

Говор у этих двоих был очень характерный. Тоже из малого народа. Ну, побольше, конечно, моего. А главное — о нем знают все.

И еще — один был сильно раненный.

Потом они уехали на драном «Опеле», а отследить их мне тогда было не на чем. И я решил отследить Ефима Аркадьевича, раз уж они все дружно за него взялись.

Вечером Береславский зачем-то поперся в кабак за три километра. Притом, что прямо в его гостинице есть пара своих.

Да еще маршрут интересный выбрал — среди сплошных зарослей ивняка. Прямо клуб самоубийц. Я замучился вокруг него взад-вперед бегать, я же не знал, откуда могут ударить. Треск стоял такой, что меня Шаман бы точно выпорол этим же самым ивняком. Но уж тут было не до бесшумных передвижений. Да и перед кем бисер метать — этому толстокожему горожанину хоть над лысиной пролети — не заметит.

Короче, я побегал тогда, как кобелек на прогулке, — раза в четыре больше хозяина. Зато не зря. Наверху, на улице, которая шла параллельно речному берегу, увидел родной «Опель».

А сидело в нем не двое мной уже виденных, а трое. Причем третий был не чечен, гарантию даю.

Потом третий вышел из машины и пошел вниз, а эта сладкая парочка осталась внутри.

Я снова изобразил из себя резвого пуделя и обогнал третьего, едва не столкнувшись нос к носу с возвращавшимся, сытым и довольным, Ефимом Аркадьевичем.

Третий немедленно завязал с моим бесстрашным, но дурковатым другом беседу, а когда Ефим Аркадьевич очень умно повернулся к нему спиной, вероломно достал удавку.

Это были уже не шутки. Я, конечно, могу покритиковать Береславского, он часто того заслуживает. Но удавка — это уж извините.

Мужчина полег сразу, у Шамана блестящая в этом плане техника. Я сам видел, с какими страшными ранами дикие звери еще способны представлять для охотника смертельную опасность. А здесь — никаких ран. И никакой опасности. Единственное условие: надо уметь жить примерно втрое быстрее, чем соперник. Но это чисто технический вопрос, хватит и двадцати лет ежедневных тренировок.

Самое смешное, что Береславский ничего не заметил, более того, он, пройдя вперед, еще очень глупо аукал, ища своего несостоявшегося то ли убийцу, то ли похитителя. Соскучился, понимаешь.

Я же не хотел его останавливать, потому что не знал, как поведут себя двое из ларца, то бишь — из «Опеля».

Я чуть оттащил нападавшего, достал у него из-за брючного ремня пистолет и, поскольку никакого дальнейшего плана не имел, просто стал ждать.

Они пришли очень быстро, и уж конечно, сделав обходный маневр. В руках у них отсверкивали пистолеты.

Дело начинало дурно пахнуть. Вся моя техника ничего не стоила — ну, или почти ничего — против спокойного и нетрусливого стрелка. А здесь стрелков было двое. И уж будьте уверены — оба нетрусливые.

Конечно, их можно было бы угостить их же оружием. Но я не умею стрелять из пистолета! Я ж не тайный агент, а скромный, почти нанайский воин…

И кроме того, стрельба вообще не входила в мои планы.

Я тихо отдалился. По-настоящему тихо, совсем не похоже на тот танец с саблями, который я исполнял вокруг безухого Береславского. Эти-то ребята все бы услышали и все поняли правильно.

Они сели на корточки рядом с тем, кого называли Володей, и стали искать причину его состояния.

И скорее всего просто бы дождались его пробуждения.

Но не сложилось. Наверху запела милицейская сирена, и я явственно услышал, как больной бандит сказал здоровому: «Добей его».

Я был к этому морально не готов. Я никак не ожидал увидеть такое. Когда они ушли, меня вырвало.

Да, эти ребята совсем нехорошие.

На мотоцикле мотаться стало легче. Я сгонял к острову, где Ефим Аркадьич соблазнял какую-то не вполне юную прелестницу. Точнее, я доехал до места напротив тусовки, а до самого острова доплыл.

Никто не обратил на меня никакого внимания, я даже приложился к их обильному столу, да будет вечно жива отечественная реклама.

Потом были заезд к дому дивы и довольно долгое ожидание. Хотя, впрочем, это я для справки пишу. В информационном смысле. Для меня времени ожидания не существует вовсе.

А потом оказалось, что вся его «Нива» набита героином. Это было открытие, которое заодно открыло и все остальное, кроме, быть может, поведения злого детины на голубой «Лого». Выяснилось, что все это дерьмо как раз и стоит искомые полтора миллиона. Ефиму даже показалось, что я задумался. Но я не задумался.

Шаман, как всегда, все предугадал и еще вчера сказал мне, что на нашем народе не должна быть чужая боль. Я думаю, это касается продажи наркотика. А вот если б мне удалось захапать уже собранные деньги, я был бы менее щепетилен.

Но все равно забавно, что Береславский готов был отстаивать в бою со мной право на уничтожение порошка. Может, этим он мне и симпатичен? Этакий многогрешный Дон Кихот. С фигурой Санчо Пансы (не все же ему надо мной хихикать).

Потом мы подняли с постели Дока, очень достойного человека. Может быть, даже гораздо более достойного, чем Береславский. Ефим не хотел его посвящать — равно как и меня час назад, — но я был другого мнения на этот счет. Мужчина имеет право на правду. А Док, несомненно, был мужчиной.

Еще через час мы демонтировали колесо — чтоб наша стоянка не вызывала сомнений — и методично насверлили в любимой машине Береславского кучу дыр. Что-то из этих дыр высыпалось само, что-то выдували портативным пылесосом. В итоге в наш импровизированный крематорий поступило немало опасного материала — прямо гора. Ну хорошо — пусть будет горка.

Гореть она без бензина не хотела. А с бензином — пожалуйста. С сочной черной жирной копотью.

Ефим смотрел на огонь печально, видимо, уже представляя, что ему за этот костерок светит. Док — спокойно: он и по жизни спокойнее, и ответственности несет поменьше. А я — сначала с грустью: может, там действительно миллионы коптились. А потом — с какой-то даже радостью: Шаман говорит, что любое дело засчитывается. А мы сейчас делали хорошее и очень даже небезопасное дело. Так что и зачет должен быть существенным.

И еще об одном напишу, хотя сначала думал — не напишу.

В Ефимовой группе едет женщина, которая меня задела. Не так, как Ефима задевает каждая вторая. Хотя, наверное, так, как Береславского задела его Наташка.

Но если я когда-нибудь добьюсь Татьяну Валериановну Смагину, как он добился свою Наташку, то уж точно не буду ей изменять со всякими непонятными художницами.