Что видела собака. Про первопроходцев, гениев второго плана, поздние таланты, а также другие истории - Малкольм Гладуэлл

Но что мог сделать Джим Уигон? Чтобы соперничать с Heinz, он постарался придумать что-то радикальное: заменил кукурузный сироп кленовым, увеличил содержание помидоров. Это дало кетчупу необычный и оригинальный вкус. Скажем, сом, политый кетчупом World's Best Dill, — просто объедение! Но при этом World's Best не обладает такой вкусовой полнотой, как Heinz, и проигрывает ему в слаженности вкуса. «Мы пришли к следующему выводу, — резюмировала Бухольц. — World's Best больше похож на соус для спагетти, чем на кетчуп».

Так появилось исключение из правила Московитца. Сегодня соус для спагетти Ragu представлен 36 вариациями в шести категориях: Old World Style, Chunky Garden Style, Robusto, Light» Cheese Creations и Rich & Meaty. Это значит, что для каждого мужчины, женщины и ребенка в Америке найдется соус для спагетти по вкусу. По сравнению с тем однообразием, с которым Генри Московитц боролся 20 лет назад, это, конечно, прогресс. В каком-то смысле счастье определяется тем, насколько окружающий мир отвечает безграничному разнообразию человеческих предпочтений. Но из-за этого мы порой забываем: счастье можно найти и в обладании тем, что всегда было у нас и у других. «Еще в 1970-х кто-то — кажется, Ragu — попытался сделать итальянский кетчуп, — рассказывает Московитц. — И потерпел фиаско».

Какая-то загадка: то, что сработало в случае с горчицей для хот-догов, не работает в случае с томатным соусом для гамбургеров. То, что верно в отношении томатного соуса с крупными кусочками, разлитого в банки, неверно в отношении томатного же соуса с уксусом и сахаром, разлитого в бутылки. Но на это Московитц только пожимает плечами: «Что ж, кетчуп есть кетчуп».

1

Однажды в 1996 году биржевой брокер с Уолл-стрит Нассим Николас Талеб отправился на встречу с Виктором Нидерхоффером. Один из самых успешных инвестиционных менеджеров, Нидерхоффер жил и работал в своем поместье, раскинувшемся на пять гектаров в округе Фэрфилд, штат Коннектикут. Когда Талеб добрался туда от своего дома в Ларчмонте, ему пришлось назвать у ворот свое имя, а потом еще долго ехать по извилистой подъездной дороге. На территории поместья располагались теннисный корт, корт для сквоша, бассейн и огромный особняк в псевдоальпийском стиле. Почти каждый квадратный метр дома был заставлен предметами искусства американских индейцев XVIII и XIX веков.

В те дни Нидерхоффер регулярно играл в теннис с финансистом-миллиардером Джорджем Соросом. Только что вышел написанный Нидерхоффером бестселлер «Университеты биржевого спекулянта» (The Education of a Speculator)[8]. Эту книгу автор посвятил своему отцу Арти Нидерхофферу, полицейскому из Кони-Айленда.

Что еще можно сказать о Нидерхоффере? Он обладал неутолимой жаждой знаний и владел богатейшей библиотекой. В свое время, поступив в Гарвард и явившись на первую тренировку по сквошу, он во всеуслышание объявил, что когда-нибудь станет лучшим в этом виде спорта. Нет ничего удивительного в том, что вскоре он одержал победу над легендарным Шарифом Ханом в финале открытого чемпионата США. Вот таким человеком был Нидерхоффер. И этот человек прослышал о растущей известности Талеба в закрытом мире опционных сделок и пригласил его в Коннектикут. Талеб был поражен до глубины души.

«Он был немногословен, поэтому я наблюдал за ним, — вспоминает Талеб. — В течение семи часов я смотрел, как он работает. Всем членам его команды было не больше тридцати, Нидерхофферу — за пятьдесят, но при этом он обладал энергией большей, чем у них всех вместе взятых. А после закрытия торгов он еще отправился на теннисный корт отрабатывать удар слева».

Талеб родился в Ливане, в семье, исповедовавшей православие. Родным его языком был французский, поэтому фамилию Нидер-хоффера он произносит с легким иностранным акцентом. «Этот человек жил в огромном доме с тысячами книг, в детстве я мечтал о таком, — продолжает рассказывать Талеб. — Он был одновременно рыцарем и ученым. Я питал к нему глубочайшее уважение».

Однако существовала одно обстоятельство, из-за которого Нассим Талеб выбрал в конце концов другой путь, став главным диссидентом Уолл-стрит. Дело в том, что, несмотря на все свое уважение и восхищение, он не хотел повторить путь Виктора Ни-дерхоффера — ни тогда, ни сейчас, никогда. Разглядывая книги, теннисный корт, предметы искусства, представляя бесчисленные миллионы, заработанные Нидерхоффером на протяжении многих лет, он не мог избавиться от мысли, что все это могло быть результатом обычного слепого везения.

Талеб понимал, насколько крамольна эта мысль. На Уолл-стрит свято верили в то, что для биржевых спекуляций требуется профессиональная компетенция, что знания и дальновидность важны в инвестировании не меньше, чем в хирургии, гольфе или управлении самолетами. Те, кто оказался достаточно прозорлив, чтобы предвидеть будущую значимость компьютерных технологий, в 1985 году покупали акции Microsoft и заработали огромные состояния. Те, кто разбирался в психологии инвестиционных пузырей, в конце 1999 года избавились от акций высокотехнологичных компаний, тем самым защитив себя от биржевого краха. Уоррен Баффетт был известен как «оракул из Омахи», поскольку глупо было спорить с тем, что человек, начавший с нуля и заработавший миллиарды, умнее других. Успех Баффетта обусловлен конкретной причиной. И все же: как узнать, размышлял Талеб, объясняется ли этой причиной успех человека или она есть не более чем рационалистическое объяснение, придуманное после свершившегося факта? Успех Джорджа Сороса тоже имеет свою причину. Он часто рассказывал о том, что руководствовался так называемой «теорией рефлексивности». Однако позднее он же писал, что в большинстве ситуаций его теория «оказывалась настолько несостоятельной, что ее можно было спокойно игнорировать». Однажды давний биржевой партнер Талеба Жан-Мануэль Розан все утро проспорил с Соросом по поводу фондовой биржи. Сорос, ярый приверженец "медвежьих" позиций, подводил под свои предпочтения весьма замысловатую теорию, которая на поверку оказалась совершенно неправильной. Однажды на рынке ценных бумаг случился настоящий бум. Два года спустя Розан повстречался с Соросом на теннисном турнире. «Помните наш разговор?» — поинтересовался Розан. «Очень хорошо помню, — ответил Сорос. — Я передумал и заработал кучу денег». Он передумал! Наверное, точнее всего Сороса охарактеризовал его сын Роберт: «Мой отец выдумывал массу теорий, объясняя, почему он сделал то или это. Но я помню, как в детстве слушал его и думал: черт возьми, да половина из этого какой-то бред собачий! Например, он изменил свои позиции на рынке и все остальное просто потому, что у него дико разболелась спина. Никаких других причин не было. Просто случился приступ острой боли, и он решил, что это знак».

Талеб был одержим поиском причин, объясняющих успех на рынке ценных бумаг. В уме он производил следующие расчеты: предположим, на бирже работает 10000 брокеров — не так уж много. Каждый год половина из них волею случая зарабатывает деньги, а вторая половина волею же случая их теряет. Каждый год проигравшие выбывают, и игру ведут те, кто остался. По прошествии пяти лет на бирже останется 313 человек, получавших прибыль все пять лет подряд, а через десять лет останется лишь девять человек, которым удавалось зарабатывать на протяжении каждого года — и все благодаря чистому везению. Нидерхоффер, подобно Баффетту и Соросу, был блестяще образованным человеком. В Чикагском университете он получил степень доктора философии по экономике. Он одним из первых выдвинул идею математического анализа рыночных тенденций, позволяющего инвестору выявлять прибыльные отклонения. Но кто мог утверждать, что Нидерхоффер не был одним из этих девяти везунчиков? И кто мог предсказать, что на одиннадцатом году удача отвернется от Нидерхоффера и тот в одночасье потеряет все свое состояние, или, как говорят на Уолл-стрит, все продует?