Завещание поручика Зайончковского - Мариэтта Чудакова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Яркая зелень хвои и розоватая кора кедров, светло-зеленые воды Катуни… Вершины гор по всему горизонту – и надо всем высокое, светло-голубое, ослепительно сияющее небо.
Шли вторые сутки с отъезда всей компании в Бийск. Вообще-то уже часов двенадцать как Саня с Лешей должны были вернуться – такой расклад они, во всяком случае, представляли Жене. Но она, опытная уже путешественница, знала, что в дороге всякое бывает, и ожидала их спокойно.
С утра с книжкой, которую дал ей почитать Степа, сидела она на крылечке, положив ноги на Тосю. Тося, растянувшись во весь свой огромный рост, жмурилась от удовольствия.
А на веранде напротив шла своя интенсивная жизнь.
– Баба, на процедуры! – крикнул Игнат.
Он уже сидел во дворе на солнышке. Второй день веяло августовской прохладой, и опять всем хотелось уходящего тепла. Сидел, натурально, с очередной книжкой на коленях.
Его прабабушка, вытирая руки после кухни передником, семенила к своему Игнаше почти бегом. Она уже втянулась в леченье и всякий раз охотно готовилась к смеху. Уселась на стульчик, ноги поставила на вынесенную Игнатом из дому скамеечку. И, как выражаются в старых книгах, вся обратилась в слух.
– Михаил Зощенко! – провозгласил Игнат. – Рассказ «Операция»! Герою рассказа Петьке Ящикову врач советует удалить ячмень. И вот он размышляет – то ли сразу после работы ехать на «глазную» операцию, то ли заехать домой? Читаю! Вот он думает: «Дело это хотя глазное и наружное, и операция, так сказать, не внутренняя, но пес их знает – как бы не приказали костюм раздеть. Медицина – дело темное. Не заскочить ли в самом деле домой – переснять нижнюю рубаху?»
В общем, ба, он решил забежать домой – переодеться. Тут смешно объясняется: «Главное – что докторша молодая. Охота было Петюшке пыль в глаза ей пустить – дескать, хотя снаружи и не особо роскошный костюм, но зато, будьте любезны, рубашечка – чистый мадеполам. Одним словом, не хотел Петя врасплох попасть». Прабаба вежливо похихикала.
– В общем, приходит он в больницу, ему докторша говорит, чтоб снимал сапоги и ложился на стол. Слушай, что дальше происходит.
«Петюшка даже слегка растерялся.
“То есть, – думает, – прямо не предполагал, что сапоги снимать. Это же форменное происшествие. Ой-ёй, – носочки-то у меня неинтересные, если не сказать хуже”.
Начал Петюшка все-таки свою китель сдирать, чтоб, так сказать, уравновесить другие нижние недостатки.
Докторша говорит:
– Китель оставьте трогать. Не в гостинице. Снимите только сапоги».
– Ну и Петюшка! – крутила головой прабабка, готовно смеясь.
– Подожди, ба, дальше смешней. Этот пацан мнется, не ложится на стол, и все. Вот, слушай: «– Прямо, – говорит, – товарищ докторша, не знал, что с ногами ложиться. Болезнь глазная, верхняя, – не предполагал. Прямо, – говорит, – товарищ докторша, рубашку переменил, а другое, извиняюсь, не трогал. Вы, – говорит, – на них не обращайте внимания во время операции.
Докторша, утомленная высшим образованием, говорит:
– Ну, валяй скорей. Время дорого.
Так и резала ему глаз. Режет и хохочет. На ногу посмотрит и от смеха задыхается. Аж рука дрожит».
Прабабушка смеялась, колышась на стуле.
– Больно хороши, видно, у твоего Петюшки носочки были… А я сколь раз тебе говорила – носки меняй чаще! С дырками не носи – мне отдавай!
– Ба, ты на мои носки не сворачивай! Твое дело – смеяться! Во, давай я тебе на закуску маленький рассказ для самых маленьких почитаю! «Глупая история» называется. Для пятилетних, но тебе тоже подойдет.
– Ну спасибо, внучек, – с неожиданной иронией сказала прабабка.
Ее реакцию никогда нельзя было предсказать.
– А чего? Чего я такого обидного сказал? Очень даже хорошо, по-моему, что до тебя самый разный юмор доходит. И мне легче книжки подбирать. Ну, начали.
Игнат набрал побольше воздуха в грудь и начал:
– «Петя был не такой уж маленький мальчик. Ему было четыре года. Но мама считала его совсем крошечным ребенком. Она кормила его с ложечки, гулять водила за ручку и по утрам сама одевала его». Вот однажды Петя проснулся, мама «одела его и поставила на ножки около кровати.
Но Петя вдруг упал». И так он падал три раза подряд… Понятно, ба?
– Чего уж понятней, – охотно откликнулась баба.
– Тогда его мать испугалась, значит, звонит папе на службу, чтоб скорей приезжал. Потому что их сын на ножках стоять не может.
«Вот папа приезжает и говорит:
– Это глупости. Наш мальчик хорошо ходит и бегает, и не может быть, чтоб он у нас падал.
И он моментально ставит мальчика на ковер. Мальчик хочет пойти к своим игрушкам, но снова, в четвертый раз, падает.
Папа говорит:
– Надо скорей позвать доктора. Наверно, наш мальчик захворал. Наверно, он вчера конфетами объелся».
– А что же это он, правда? – озаботилась прабабка. Ей до всех детских бед всегда было дело.
– Доктор пришел – и тоже не может понять, в чем дело. Только решили звонить профессору, как в этот момент к Пете в гости приходит маленький мальчик Коля. Вот, слушай: «Коля посмотрел на Петю, засмеялся и говорит:
– А я знаю, почему у вас Петя падает.
Доктор говорит:
– Глядите, какой нашелся ученый карапуз – он лучше меня знает, почему дети падают.
Коля говорит:
– Поглядите, как у вас Петя одет».
Женя пошла в комнату попить, а Тося за ней не пошла – осталась ждать в надежде, что Женя быстро вернется на солнышко.
– Ну? – посмотрел Игнат на прабабку. – Догадалась?
– Что, в одну штанину, что ли, впопыхах обе ножки вдели?
– Ну, ба, – сказал Игнат недовольно, – тебе читать неинтересно. Сообразительная больно.
В этот самый момент Тося подняла голову и глухо заворчала. А шерсть на загривке у нее слегка поднялась.
Но некому было придать этому ее поведению должное значение.
Когда Женя вернулась, Тося уже лежала спокойно, только пристально смотрела на дорогу за забором.
Федя с Мячиком добирались до своего села с четырьмя пересадками, больше суток.
А правы были Саня с Лешей – не дадут пропасть пацанам в своей стране. Ну, конечно, если самим не быть дураками – не идти куда-нибудь в лес с чужими добрыми дядечками. Насильники и маньяки, как всем известно, имеются, но в возрасте Феди Репина уже можно от них уберечься. А так, если про остальных, нормальных говорить, – то на-сколько российские начальнички к людям равнодушны, настолько в обычных людях кое-что человеческое еще сохранилось. Даже молодой отварной картошкой по дороге ребят кормили.