Неподвластная времени - Анхела Бесерра

— А ты, я погляжу, быстро привыкаешь к местным обычаям. Это здорово.

— Херман... — Сара помедлила. — Спасибо. Такого подарка, как это путешествие, я не получала уже много лет. Теперь я у тебя в долгу.

— Наш ночной разговор в отеле был нежданным подарком для меня. Так что мы в расчете.

Хозяин ранчо позвал мажордома, и тот вскоре принес бокалы с мартини.

— Сегодня ночью я приглашаю тебя на конную прогулку. Будет полнолуние.

— Право, не знаю. Я так давно не ездила верхом.

— Главное — ощутить ритм и поддаться ему. Верховая езда сродни музыке, и самое важное в ней — гармония. Полное совпадение. Конь и человек должны стать единым целым. Это все равно что заниматься любовью.

Сара не знала, что сказать. Заниматься любовью. Она так давно не занималась любовью! Каково это — снова ощутить всем телом мягкий перестук лошадиных копыт? Сара решила не сдаваться.

— У меня нет снаряжения.

— Поверь мне, сегодня ночью... — Херман смотрел ей прямо в глаза, — оно тебе не понадобится.

44

Мазарин задумчиво вглядывалась в тонкое лицо Сиенны. Вечный сон ее сестры совсем не походил на смерть; мертвые тела, утратившие души, напоминали восковые фигуры из музея "Греван", а в Сиенне теплилась жизнь. Мазарин каждый день искала в ней признаки пробуждения: не дрогнут ли губы, ни всколыхнется ли от глубокого вздоха грудь, и редко, очень редко могла уловить нечто, похожее на ощущение близости весны в разгар зимней стужи.

Вторжение безумца в Ла-Рюш, таинственная слежка, подозрения антиквара — все это приводило девушку в смятение. Она любой ценой должна была узнать, как Святая очутилась в их доме.

Какое отношение имела Сиенна к тому, что творилось вокруг? Как вышло, что у Мазарин не осталось ни бабушки, ни тетки, ни кузена, никого, кто мог бы открыть ей правду? И кто хочет отобрать у нее Сиенну, единственную отраду ее жизни?

Мазарин внимательно осмотрела стеклянный кофр в надежде обнаружить подсказку, но так ничего и не нашла. Примечательной могла показаться только расшитая золотом одежда. Украшавший тунику узор оказался наполовину стершимися письменами, скорее всего на окситанском.

А руки? Мазарин встрепенулась. Ей показалось, или Святая действительно держала что-то в руках? Так и есть, вокруг ее пальца, словно колечко, обвивался тонкий шнурок. И как она раньше его не заметила? Сиенна сжимала в руках какой-то предмет.

Мазарин склонилась над Святой.

— Прости, Сиенна, — прошептала она, осторожно пытаясь разжать теплые пальцы спящей.

Ключ! В руках у Святой был тронутый ржавчиной ключик на кожаном шнурке. Мазарин с великой осторожностью размотала шнурок и сняла ключ.

Ключ... Не его ли искали те, кто хотел завладеть телом? Но если это ключ... то от чего он? Куда может привести эта находка?

Ключ без замка был еще одной тайной. За дверью, к которой он подходил, должна была скрываться разгадка. Мазарин принялась изучать находку. Среди покрывавшего ключ тончайшего орнамента она разглядела знакомые очертания... Тот самый знак, такой же, как на ее медальоне!

Что бы это могло означать? Подбирать подходящий замок было все равно что искать иголку в стоге сена. Мазарин отнесла ключ в спальню и спрятала под подушку; потом, кратко посвятив Сиенну в свои планы и сердечно с ней попрощавшись, она вышла на улицу.

Девушка отправилась в лавку Аркадиуса. Стеклянные колокольчики на двери оповестили о ее приходе. Старик поднял глаза, но не стал вставать, чтобы ее поприветствовать.

— Здравствуйте, Аркадиус. Вы что, не рады меня видеть?

— Что ты, дочка, я всегда тебе рад. Но этот радикулит вот-вот меня доконает.

— Бедный. Хотите, я отведу вас к врачу?

— Не беспокойся, лучше расскажи, с чем пожаловала. Ты ворвалась сюда с таким решительным видом... Есть новости?

— На самом деле я хотела узнать, нашли ли вы вашего друга.

— Я выяснил главное: он жив и находится в Париже. Но поговорить с ним пока не удалось. Я звонил несколько раз, но нашего ювелира не было дома. Зато я, кажется, подружился с его женой. Мы немного побеседовали. Правда, я думаю, она принимает меня за кого-то другого.

— О чем же вы беседовали?

— О, это было очень интересно. У мадам, судя по всему, старческое слабоумие, но кое-что она подмечает, например то, что по ночам ее супруг постоянно пропадает на собраниях какой-то ложи или тайного общества ювелиров.

— Нужно связаться с ним как можно скорее, Аркадиус. Это очень важно.

— Хорошо, милая, но к чему такая спешка?

— Пожалуйста, не спрашивайте. Вы же все понимаете.

— Понимать-то понимаю, да только изменить ничего не могу. Так ты ни к чему не придешь. К несчастью, мне приходится сражаться с неравным противником — твоей молодостью. — Антиквар поднял телефонную трубку: — Попытаю счастья еще раз.

На этот раз ювелир был дома. Старики договорились встретиться в тот же вечер. Добиться этого оказалось совсем не сложно, хоть антиквару и пришлось прибегнуть к невинной лжи.

Ровно в четыре порог антикварной лавки переступил тот самый ювелир, которому несколько месяцев назад человек с мутными глазами принес бесценный медальон.

Первая четверть часа ушла на воспоминания о былых днях, еще четверть посвятили жалобам на годы и болячки, потом перешли к делу.

Аркадиус попросил старого друга оценить серебряные безделушки и коллекцию старинных монет, недавно попавшие к нему в руки. Ювелир быстро управился с работой, объявив все до единого предмета превосходными, но уходить не торопился. Между стариками завязалась неспешная беседа.

Ювелир и антиквар и прежде относились друг к другу с глубокой симпатией. Братья по оружию, они одинаково смотрели на многие вещи. Гость, старый педант и сухарь, принадлежал к древнему роду ювелиров, испокон веку посвящавших себя благородному искусству обработки камней и металлов. Хозяин лавки, напротив, происходил из семьи антикваров. Свое предназначение он видел в том, чтобы искать, покупать, чистить, полировать, реставрировать и хранить вещи, ранее принадлежавшие умершим людям, и потом находить им новых хозяев, которые станут их ценить, беречь и обращаться с ними, как они того заслуживают. Аркадиус не раз снижал цену какой-нибудь вещицы чуть ли не вполовину, если чувствовал, что в покупателе зарождается к ней настоящая любовь.

В тот вечер ювелир остался у антиквара ужинать. Ученая беседа касалась Меровингов, вестготов, храмовников, черных мадонн, масонов и мелкитов... Любви и ненависти. Борьбы, крови и ожесточенных поисков истины.

После пары бокалов хорошо выдержанного арманьяка, предложив гостю великолепные сигары "Давидофф", припасенные для особого случая, Аркадиус завел разговор о Южной Франции. Собеседники устремились в глубь веков и вскоре добрались до эпохи совершенных катаров, трубадуров, рыцарей, тайных обрядов, вроде consolamentum, и возвращения к евангельской чистоте. Когда время шло к полуночи, кто-то упомянул Арс Амантис и туманную историю исчезновения их Святой.