Бандитская губерния - Евгений Сухов

Титан припустил дальше и, хотя разламывалась голова, старался быть внимательным, чтобы запоминать все, что могло бы ему показаться странным в поведении дворника. Но в поведении Ефимки странного ничего не было: ну, идет себе парень по своим делам, правда, неведомо куда.

А потом он вдруг пропал. Ну, будто испарился. Или дематериализовался (это слово Николенька-гимназист впервые услышал от отца-столоначальника). Свернул в проулок, идущий налево от Вознесенской церкви, — и пропал. И не заходил вроде никуда, а взял да и исчез из виду. Пометался Титан по переулкам да тупичкам, да обратно потопал, благо околоточный участок был совсем недалече…

— Упустил! — Околоточный надзиратель Павел Викторович Петухов был очень зол. Или хотел таковым казаться, поскольку вряд ли возлагал большие надежды на Титана как на филера. В подобном деле нужна была сыщицкая практика, а какая такая практика у гимназиста? И все же это было кое-что: дворник пропал в районе Вознесенской улицы, в конце которой когда-то его отец снимал дом. Стало быть, он шел к каким-либо своим знакомым, а может, к знакомым отца или к этой самой барышне, приметы которой, с подачи судебного следователя Пескова, имелись на руках всех агентов рязанской полиции.

— Я не упустил, — оправдывался Николенька-гимназист, распространяя в кабинете околоточного надзирателя сивушно-водочное амбре. — Я все делал, как вы велели. Просто он исчез. Взял и исчез.

— Может, он в чей-нибудь дом зашел? — допытывался у Титана Петухов. — Или в какой-нибудь двор. Ну, не сквозь землю же он, в конце концов, провалился?

— Не могу знать, господин околоточный надзиратель, — виновато смотрел Николенька-гимназист, думая, как бы поскорее уйти из участка и выпить пива в питейном доме. Уж больно голова болела после вчерашнего застолья.

— Хорошо, возвращайтесь в слободу, — приказал тайному агенту Петухов. — Квартиру сняли?

— Снял, господин околоточный надзиратель, — с готовностью ответил Титан. — В доме Козурина. И даже новоселье вчера справил, да-с…

— Вижу, что справили, — покосился на тайного агента Петухов. — Вернее, чувствую…

— Так для дела же, господин околоточный надзиратель… — виновато улыбнулся Николенька.

— Вы там это… не шибко водочкой увлекайтесь, — строго и наставительно произнес Петухов. — И с этого момента глаз не спускайте с фигуранта!

— Вас понял, — вытянулся перед околоточным надзирателем Николенька-гимназист, подобрав живот. — Разрешите выполнять?

— Выполняйте, — ответил Петухов, думая про себя, что, если фигурант шел именно на Воскресенскую улицу и пропал в районе Воскресенской церкви, это намного суживает поиски барышни, которую столь необходимо найти судебному следователю Пескову.

Однако ни через день, ни через два барышня не объявилась.

Конечно, филеры находили похожих барышень, выслеживали их и сообщали адреса полиции, после чего в полицейских участках с ними проводилось дознание. Вся информация стекалась к судебному следователю Пескову, который потом лично проводил допрос барышень. От малинового цвета платьев, шелковых и бархатных тальм с розовыми подкладками и шелковых шляпок уже рябило в глазах…

Иногда к нему в кабинет заявлялись разгневанные родители девушек или их мужья и женихи и требовали «прекратить безобразие, иначе они будут жаловаться и найдут защиту своим попранным столь бессовестным образом правам».

— Это вам даром не пройдет! — гневно заявляли они судебному следователю, и Виталий Викторович вынужден был объясняться и оправдываться, ссылаясь на службу и сложившиеся обстоятельства, потребовавшие «проведения данных мероприятий».

Некоторых объяснения судебного следователя устраивали, иные доходили до окружного прокурора и даже губернатора, после чего Песков вызывался «на ковер» и получал взбучку, а в иных случаях и распеканцию. Конечно, делалось это формально, что понимали и распекающая, и распекаемая стороны, но все равно это было крайне неприятно.

В большинстве случаев после допроса барышни с извинениями отпускались, но нескольких задержанных девушек требовалось прояснить — четверо из них вполне могли оказаться подружками дворника.

Пришлось брать извозчика, ехать в Ямскую слободу и просить Апполинарию Карловну Перелескову помочь в опознании. Женщина капризничала и в конце концов наотрез отказалась ехать с Песковым.

— Не имеете права меня принуждать к тому, чего я не хочу делать, — заявила она судебному следователю. — Я — дворянка и вдова, и у меня имеются права…

— А как насчет обязанностей? — пытался усовестить ее Песков. — Вместе с правами существуют и обязанности.

— А про обязанности я ничего не знаю, — огрызнулась Перелескова и демонстративно замолчала.

Силой везти ее было нельзя. Пришлось идти к Воловцову за помощью, зная, что у него установились более-менее доверительные отношения с этой ядовитой мадам. Иван Федорович, конечно, согласился помочь, минут двадцать беседовал с Апполинарией Карловной и увещевал, после чего Перелескова милостиво согласилась ехать с Песковым на опознание.

Но и оно ничего не дало. Ни в одной из задержанных барышень Апполинария Карловна не признала ту, что приходила через несколько дней после сожжения Марьи Степановны Кокошиной к дворнику Ефимке просить у него денег.

— Не она. Нет, это не она… — заявляла Перелескова после того, как в кабинет поочередно приводили задержанных барышень, якобы для «последней» беседы.

Один раз Апполинария Карловна даже встала со своего места и вплотную подошла к девушке, пристально ее разглядывая. Минуту она ходила вокруг нее кругами, придирчиво и несколько презрительно вглядываясь в лицо и наряд барышни, а затем посмотрела на Пескова и отрицательно покачала головой.

— Благодарю за помощь, Апполинария Карловна, — убито произнес судебный следователь, когда последняя девушка из тех, что были задержаны для прояснения, была отпущена. — Сейчас вас доставят обратно домой на извозчике.

— Значит, не нашли ее? — посмотрела в глаза судебного следователя Перелескова.

— Не нашли, — расстроенно ответил Виталий Викторович.

— А Иван Федорович нашел бы! — заявила она и вышла из кабинета, шурша шелком платья…

Тупик. Это был тупик. Оставалась одна надежда: найти между дворником Ефимкой и отставным солдатом Иваном Калмыковым хотя бы какую-нибудь связь…

Под вечер второй субботы отпуска Песков заявился к Воловцову усталый, но веселый.

— Есть! — заявил он прямо с порога, даже забыв поздороваться.

— Что именно? — поинтересовался Иван Федорович, зная, что поиск барышни, что приходила к Ефимке, успехом не увенчался.

— Есть связь между Калмыковым и нашим дворником! — просиял Виталий Викторович.