Подольские курсанты - Вадим Шмелев

– Все в око-оп! Сейчас боеукладка рванет!

Следом за Митей метнулись в укрытие остальные артиллеристы. Только один Славик продолжал любоваться через панораму своей работой.

– Славка, в окоп!

Взрыв оказался страшнее, чем они ожидали. У танка сорвало башню, в небо ударил столб красно-желтого пламени. Двигавшиеся следом машины остановились.

Подброшенная взрывной волной сорокапятка, словно игрушечная, перевернулась в воздухе и, умудрившись не развалиться на части, вверх ногами грохнулась на прежнее место, перерубив острием щитка замешкавшемуся Славику ноги ниже колен. Его душераздирающий вопль потонул в гуле и грохоте разгорающегося боя.

Митя первым кинулся к истекающему кровью Славику. Следом подбежали Ткаченко и старший лейтенант Носов. Вместе они перевернули покореженное орудие и кое-как закатили его на место. Бледный, как смерть, Славик лежал с открытыми глазами и уже молча смотрел в серое небо. Огромная лужа крови растеклась по приямку, Митя дважды в ней поскользнулся.

– Санитаров сюда!

Неожиданно Славик напрягся и попытался подняться. Ткаченко кинулся остановить его, но Славик отстранил его рукой и внятно произнес:

– Дайте мне винтовку.

– Славик…

– Дайте винтовку!

Ему сунули в руки валявшуюся рядом трехлинейку. Ослабшими пальцами Никитин попытался передернуть затвор, но забитая землей рама не поддалась, Славик сделал недовольную гримасу и обессиленно упал на спину.

– Митя, ты только маме не говори… Никому не говори. Пусть думают, что я живой…

Потерянные на установку орудия минуты оказались для расчета роковыми. Немецкие огнеметчики сумели подобраться вплотную к капониру и выпустить смертоносную струю прямо в орудие. Ткаченко кинулся было на них с гранатой, но, охваченный пламенем, рухнул в окоп, откуда спустя несколько секунд раздался глухой взрыв. Практически следом стали рваться подожженные орудийные снаряды.

* * *

Резкий порыв ветра с силой дернул палатку за брезентовый угол. Словно хотел узнать, долго ли она еще будет здесь стоять. Но палатки полевого госпиталя ставили прочно, и потому раздосадованный ветер с недовольным свистом умчался прочь.

Яхин проснулся от непонятного толчка. Сквозь туманное забытье ему показалось, что кто-то толкнул его в плечо. «Откуда это? – подумалось вдруг. – Никогда раньше не было, чтобы так ныло в груди. Это все контузия…»

Ему вдруг очень захотелось пить. Он обвел глазами палатку и разглядел в приглушенном свете медсестру Карповну. Чем-то пожилая женщина напоминала ему мать, которую вопреки желанию он в последние дни стал забывать. Он почему-то не смог вспомнить глаза матери, ее руки. Единственное, что еще осмысленно отзывалось в душе – ее теплый негромкий голос. Яхин поначалу испугался, но, столкнувшись с Карповной, неожиданно осознал, что образ матери никуда не уходил. Вот она – все такая же добрая и заботливая…

Вот и сейчас, лежа на больничной койке, Яхин поймал себя на мысли, что хочет позвать Карповну не иначе как «мама». Он разлепил ссохшиеся губы, повернулся, чтобы было удобнее, на бок, но лежанка под ним предательски скрипнула, и Карповна обернулась раньше, чем он окликнул ее.

– Чего тебе, сынок? – Она отвлеклась от своего занятия и поднялась с места.

– Попить бы. – Яхин просипел-прошептал свою просьбу, стараясь не тревожить лежащих рядом товарищей.

– Сейчас. – Она вернулась к столу, достала из тумбочки термос. – Вот, в самый раз будет – настой на травах. Мы его тут сами готовим. Девчонки, вон, иной раз пойдут да травки принесут – зверобой, ромашка. Полезный он, настой-то. Вон и доктор Петров то же говорит: вы, мол, девчата, побольше витаминов им давайте, нечего зря пустую воду пить. Быстрее поправятся.

Слушая негромкий голос Карповны и прихлебывая горячий настой, Яхин ловил себя на мысли, что слышит голос матери. Та тоже, бывало, уговаривала его, заболевшего, выпить лечебный отвар, хлопоча возле его кровати. Он сделал глоток – по телу покатился приятный жар, в нос ударило терпким сладковатым травяным запахом.

– А где девчонки-то? – Яхин спросил это без особого умысла.

– Девчонки-то? – зачем-то переспросила Карповна. – Да кто где: кто на передовой, кто здесь, в госпитале, с ранеными.

Она вдруг отвела глаза и стала поправлять его сбившееся одеяло. Яхин насторожился: чего он такого спросил? Вроде ничего обидного. Но он ясно почувствовал, что чем-то растревожил пожилую женщину.

Тем временем Карповна привычными движениями подвернула байковый край и собралась уходить. Яхин протянул ей крышку термоса и, надеясь вернуть и себе, и ей прежнее хорошее настроение, проговорил как будто даже заговорщицки:

– А вы такую… Шишкину Люсю… знаете?

Яхину показалось, что, назвав сейчас имя Люси, он затронет в душе Карповны что-то особое, заветное. Ему захотелось поговорить с ней как с матерью, узнать, что она думает о них как о паре. В конце концов, не политруков же об этом спрашивать!

– Люсю-то? Знаю, как не знать… – Карповна принялась закручивать крышку термоса, но не сразу попала в резьбу – пластмассовый колпак несколько раз непослушно провернулся вкось.

– Она где, на передовой? – Яхин припомнил Люсино обещание поговорить с ним после возвращения.

– На передовой, милок, на передовой. – Карповна наконец закрыла термос и, оставив его на тумбочке, поднялась уходить. – Ты настой-то пей. Люся его тоже собирала. И форму твою вон выстирала. – Она неопределенно кивнула на выход из палатки. Только сейчас Яхин заметил, что лежавшая до этого под кроватью грязная гимнастерка исчезла.

Значит, вон оно как: кто по-настоящему любит, тот делает, а не говорит. Вишь ты – лечебный настой, форма. Это все она – его Люся. Яхин откинулся на подушку, на душе стало радостно и по-хорошему тревожно.

Карповна обвела взглядом палату – не нужно ли кому чего? – и, тяжело вздохнув, вышла на улицу. Холодный ветер пронизал ее насквозь. Она передернула плечами, стараясь отбиться от его назойливых объятий, а заодно стряхнуть горькие воспоминания о сегодняшнем утре.

…Раненых, как всегда, привезли на полуторках. На этот раз их было две: первая шла битком – в ней тесной кучей сидели «легкие» и «средние». «Тяжелых» везли на второй машине. Первая разгрузилась быстро: бойцы, помогая друг другу, спустились на землю, водитель захлопнул борт и стал ждать напарника.

Вторая машина разгружалась прямо напротив операционной. Санитары принялись стаскивать из кузова носилки, Карповна поспешила им помочь. В это время шофер, мужик с прокуренными, желтыми от табака пальцами, схватил ее за рукав и оттащил в сторону:

– Там это… Санитарку вашу убило. Лейтенант приказал сюда привезти.

Карповна охнула и кинулась заглянуть в кузов. Среди шевелящейся солдатской массы она с трудом различила накрытое ватником женское тело. Из-под ватника торчали знакомые Люсины сапоги…