Код Альфа - Райдо Витич

— Это как?

— То человек, то туман, то фантом, то сгусток завихрений. То пропадал, то проявлялся, то по частям распадался, как робот, а то рука исчезнет, то часть головы, то нога. Ерунда, конечно, сказка, но страшная и проверить быль ли это, смельчаков нет, как надобности с желанием. Ты не вздумай.

— С чего решил?

— Глаза горят и взгляд у тебя слишком задумчивый. Не шути с этим. Поверь, лучше еще лет пять здесь, чем сутки там.

— Угу, — заверила. Легла и в потолок уставилась. — Давай спать.

— Стася…

— Вставать рано, а после такого триллера не сразу заснешь. Спокойной ночи, Чиж.

И отвернулась к стене. Парень помаялся, жалея, что вообще разговор на тему спец лаборатории завел и решил больше не болтать, чтобы еще хуже не сделать. И успокоил себя тем, что женщина не знает, где это страшное место находится, к тому же не самоубийца в пасть лезть.

Хотя, кто ее знает? Судя по поведению, ничего точно сказать нельзя. Отчаянная слишком.

Но с другой стороны — резон какой себя подставлять и без вести за "просто так" пропадать?

Однако, послушай Стасю — в голове у нее явно смещение векторов — то что для других ценно, в ее понятии вовсе ценности не имеет, а то чему и названия, не то что, места нет, особо важным считает.

Если бы кто другой на ее месте был, если бы Тео точно знал, что женщиной движет, из какой градации ценностей ее мышление сложено — спал бы спокойно. Но та не только сама "на голове" ходила, но его привычную «поступь» мышления перевернула. Теперь он ничего точно сказать не мог, а самое противное, чувствовал, что чтобы не предположил — ошибется, потому что каким-то неведомым, неподдающимся логике и объяснению на физическом уровне ощущением понимал — именно в лабораторию Стася и устремится.

Но зачем? Зачем?!!

Ненормальная!

И он дурак!

Какая ему разница? Хочет добровольно с жизнью проститься — ее дело, а ему до того что? Каждому свое, каждый как хочет так и живет, как считает нужным — так и поступает. А он никогда в чужие дела не лез и сейчас не полезет. Из-за чего, из-за кого ему голову подставлять? Тем более ему всего пять месяцев учебы осталось и «здравствуйте» долгожданные лычки, назначение, статус офицера…

И зубы сжал, отвернувшись к стене, почти обидевшись на Стасю за свои мучения, борьбу внутри себя, непонятную, непривычную, абсурдную.

Не полезу, меня не касается. Не касается! — твердил себе, впервые заучивая и убеждая себя в том, в чем всегда преуспевал без насильственного уверенья и потому жил спокойно, своего добивался.

Русанова же складывала услышанное, продолжая поражаться тому, что сразу не поняла простого, а все искала сложное. И строила планы: как уйти из академии, найти ребят, попасть в лабораторию, запустить «вирус». А главное не ошибиться, не раскачать «лодочку» сильней, не сделать того, что вызовет резонанс в прилегающих мирах, плачевно отобразится на ее мире, и так, чтобы положительно отразилось на всех мирах, включая этот.

Но ум заходил за разум, столкнувшись со слишком сложной для него задачей. Капитану оставалось лишь поверить, что она поступит правильно, что выберет единственно верный путь. И тем поможет, а не ухудшит ситуацию. Ведь ничего "просто так" не бывает, как не бывает рано или поздно.

Вдуматься же — лучше «зеленку» хоть у жертвенного столба ацтеков, хоть из гнезда гадюк обеспечивать. Это много проще. Не даром она свою работу обычной считала. Да вот в дебрях миров и законов мироустройства пропала, и чувствовала себя не твердо стоящей на ногах, на земле ли, временной ленте, а подвешенной в пространстве и чуть двинься, колыхни «воздух» — неизвестно во что выльется. Теперь любая мысль, любое телодвижение рождали опаску у Русановой — а ну как чревато отразится на всем и вся?

Да-а — временная лента — не пространственная. Первая хоть относительно реальна и конечна, объяснима и исследована, а вторая в четкой связке с первой, но бесконечна и не то что объяснению — осознанию не поддается. Есть четкие известные, изученные законы там, и здесь есть — но пойди, найди их, пойми, не то что — объясни. А незнание законов, как известно, ответственности не снимает.

Что груз ответственности лишь за свой мир, за прошлое и будущее на определенном отрезке, по сравнению с ответственностью за многообразие миров, пространств, бесконечных историй, времен, за сам хаос, рождающий их и создающий порядок непостижимый обычным умом человеческим? Стася лишь прикоснулась к нему, как тут же погрузилась в Хаос по самые мельчайшие частицы своего организма: что в душе, что в уме — смута и беспорядочность, хоровод из вопросов, ответов, чувств, желаний.

За что хвататься, как выплывать, с чего начинать складывать, куда идти и как?

Жизнь сложила сама: сама задала вопросы, сама ответила.

Стася только заснула, как в комнате вспыхнул свет и, чьи-то грубые руки выхватили женщину из постели, втиснули в стену. Русанова не в состоянии была отделить сон от яви — щурилась, ослепленная светом, пыталась понять, что происходит, еще одурманенная сном. И видела сине-зеленое сукно кителей с трапециевидными лабиринтом стрелок на краях лацканов.

Лабиринты как у нас, — мелькнула мысль и не дала прореагировать вовремя. Со сна трапеция сливалась то в прямоугольник, тот в квадрат, потом в круг — мешала директории. И почувствовав, как по телу водят какой-то плотной, плоской штукой, дернулась, и, наконец, сообразила, что ее обыскивают, что буквально прилепили к стене, так что и голову с трудом повернешь. Взгляд ушел в сторону застывшего Тео. Тот смотрел не на женщину — в пол. Сидел сцепив руки замком, так что пальцы побелели и играл желваками.

В нем боролся законопослушный гражданин, асур, что почти достиг звание сура, почти дошел до цели, без пяти минут офицер, выдержавший все тяготы обучения и человек, прикоснувшийся к тому, что оказалось дороже и важнее вчерашних целей. Но планы были почти реализованы, абсолютно реальны, гражданский долг и выучка будущего офицера руководили разумом, не давая сорваться, а чувства и ощущения еще не приняты, зыбки и непонятны. И парень молчал, держал себя, чтобы не вскочить, не выкинуть наряд совета из комнаты, не взбунтоваться против их действий, не помочь Стасе.

"Меня не касается, меня ничего не касается", — повторял как мантру и с трудом гасил поднимающуюся из глубины души ярость.

Стася все поняла и сжала зубы: все правильно, все верно. Обиды не было — сожаление и разочарование, горькое в своей ясности. Она приглушила его увереньями в том, что Чиж иначе поступить не может — не стоит, не надо. Ему. У нее свой путь, у него свой. К чему ему подставлять себя, вмешиваться в то, что его не касается и перечеркивать не только прошедшие пять лет в академии, но, по сути, будущее, всю свою жизнь. Решать за один миг и за него же лишаться того, к чему шел пол жизни.

И все же — больно.