Саммерленд, или Летомир - Майкл Чабон

Мистер Фельд встал. Все это, реальное или нереальное, порядком ему надоело. Он уже сутки не спал, в животе ощущалась тяжесть, голова разболелась от каминного жара.

— Я не собираюсь удерживать вас против воли, мистер Фельд, — сказал Койот. — Можете уйти в любое время.

Мистер Фельд стал оглядываться, ища выход, но в комнате его как будто и не было. В одном углу колыхалась портьера, но и за ней двери не оказалось. Мистер Фельд даже пол и потолок осмотрел в поисках какого-нибудь люка — безуспешно.

— Из этой комнаты есть выход?

— Нет, — вздохнул Койот.

— Но вы сказали, что я могу уйти.

— Я солгал.

Мистер Фельд запротестовал было, но осекся.

— Ну конечно. Вы ведь великий лжец, не так ли? Отец Лжи.

— Что прикажете вам на это ответить? — усмехнулся Койот. — «Да» или «нет»?

Мистер Фельд печально вернулся на свое место. Всякое ощущение тепла и комфорта пропало. Ему хотелось домой. Хотелось снова увидеть Этана.

— Что вам от меня нужно? — спросил он.

— Ваши мозги, — ответил Койот. — Ваши руки. Ваш взгляд на вещи — для моего маленького проекта.

— Послушайте. Я видел, как тут все организовано. У вас есть мой цеппелин. Я уверен, что ваши шустрые серые зверюшки без труда наладят производство моего микроволокна.

— Они уже работают над этим. Только боюсь, — Койот поморщился, — что они вконец испортили ваш цеппелинчик. На куски его порезали, кошмарики.

Мистер Фельд застонал, излив в этом звуке всю свою скорбь по «Виктории Джин», которую создавал с такой любовью.

— Я искренне сожалею, — сказал Койот. — Я знаю, как много она для вас значила. Но этого уже не поправишь. — Его лицо действительно выражало искреннее сожаление. — Теперь послушайте меня. По причинам, которые очень трудно объяснить рувину — поверьте мне, я пробовал, — я вознамерился положить конец известному нам существованию. Я занимаюсь этим давно, но раньше дело у меня шло медленно и неэффективно. Три или четыре тысячи лет назад я понял, что мне никогда не удастся свести обратно к нулю все существующее, пока магия и ее побочный продукт, сказка, перетекают туда-сюда между Мирами, с одной ветви Древа на другую. Поэтому я принялся разрубать эти перепутанные, сросшиеся ветви. Но эта работа отнимала очень много времени — кроме того, ветви то и дело срастались снова. И я стал изыскивать более быстрый способ. Однажды я услышал о маленьком наплыве, сохранившемся в месте, известном вам как Саммерленд. Я посылаю своих работников ликвидировать его, и что же? Там не только обнаруживается племя крайне надоедливых феришеров, но и выясняется, что их предупредили о моих намерениях! И они, чтобы защититься от меня, послали за чемпионом. Безнадежная, конечно, затея, но эту породу ничему не научишь. Этот их чемпион оказался в итоге очень маленьким и совсем не страшным мальчиком.

А вот отец этого мальчика — дело другое. Он умудрился изобрести материал с весьма интересными свойствами. Инертный, ни на что не реагирующий, но очень хорошо поддающийся обработке. Как раз то, что может быть использовано для транспортировки одного летучего, скажем так, вещества. Оно более ядовито, чем бледная поганка, более мерзостно, чем рвота, и более коррозионно, чем кислота. У него высокая температура, и оно опасно. Словом, это такое вещество, которое способно растворить всю глубинную структуру Вселенной.

— Я авиационный инженер. — Мистер Фельд сомневался в словах Койота, но отнестись к его рассказу как к абсолютно неправдоподобному все-таки не мог. — А вам, насколько я понимаю, нужен химик.

— В микроволокне вы смыслите не хуже любого химика. С одной разницей — вы приобрели свои знания самостоятельно. У вас независимый, не стесненный рамками ум. Мне стоит лишь прикоснуться к нему одним мизинцем — в свое время я проделал это с Теслой, Годдардом и Тихо Браге. — Койот назвал имена трех ученых, которых мистер Фельд почитал больше всех остальных. Он мог бы упомянуть также Дедала, Вернера фон Брауна и Роберта Оппенхеймера, однако не упомянул. — А также с другими людьми, которые завели в Середке пиццу, физику и бейсбол.

— А если я скажу «нет»? — спросил мистер Фельд.

— Я обойдусь и без вас — мне потребуется чуть больше времени, только и всего. Я могу и подождать. — Койот снова сверкнул своей веселой, жестокой улыбкой. — А вот вы никогда не увидите своего сына — это я вам обещаю. Известной вам Вселенной настанет конец еще до вашей встречи.

— Понятно. Полагаю, что выбора у меня нет.

— Выбор есть всегда. Вот еще одно славное свойство жизни, за которое вы можете сказать спасибо мне.

— Один я не справлюсь. Мне понадобится помощник.

— Отлично. Я пришлю вам полдюжины моих самых способных…

— Нет. Никаких серошкуров.

На следующее утро, с восходом солнца, над Костяной Ямой Бетти поднялся страшный треск, точно десять тысяч орехов хрустнули разом под исполинским каблуком. Это трещал лед, колеблясь и подрагивая, как шкура гигантского зверя. Вслед за этим начался трезвон, как будто десять тысяч бокалов разбивались один за другим: это оттаивала Рать. Всю ночь сподвижники Койота плясали, обжирались белыми мышами, хлестали крепкие вина и дожидались, когда появится босс. От съеденного и выпитого они так отупели, что даже не заметили, что Койот так и не показался. Страшный зимомирский мороз крепчал, и они двигались все медленнее, а их песни и адская музыка постепенно затихали. За час до рассвета они все застыли, как сосульки, и повалились на лед. Те, кто в это время стоял на склоне, покатились вниз на многие и многие мили. Оттаяв на солнце, эти злосчастные серошкуры (те, кого не растерзали свирепые здешние волки) вернулись на перекресток и разошлись по своим нартам и паровым саням. Гоблины-каюры засвистали в свои свистки, сделанные из выдолбленного лунного камня, и ездовые волки неохотно притащились к ним. Морды у волков были перепачканы от жира и крови карибу. Громовые буйволы, согнанные в кучу, снова потянулись по безоблачному небу Огнельда. Если кто-то и заметил, что лиса больше нет в яме, то наверняка подумал, что ночью его слопали волки, свои или местные.

Демон по имени Мягколап, пробудившись, ощутил, что в голове у него все еще гремят барабаны, глотка пересохла от хмельного молока бешеных оленей, а Рать давно уже ушла. Пришлось ему бежать по льду семнадцать миль без передышки, чтобы догнать «Панику», свои флагманские паровые сани. Мучимый похмельем, запыхавшийся и очень обрадованный тем, что нагнал все-таки свое войско, он лишь слегка удивился и совсем не обиделся, узнав, что его личную каюту на средней палубе «Паники» отдали в распоряжение Брюса Фельда. Теперь там разместилась лаборатория для исследований в области микроволокна — вещества, которое в зависимости от структуры молекул может быть гибким, как резина, и несокрушимым, как алмаз.

— Значит, ты сделаешь нам кишку, — жадно посасывая льдинку, сказал Мягколап, — чтобы поливать ядом корни старого Сорняка?

— Точно! А потом мы направим эту кишку на тебя, белобрысая швабра без ручки!