Темные тропы и светлые дела - Денис Владимиров

Медленно, словно преодолевая сопротивление самого воздуха, ставшего густым и вязким, ухватился за рукоять ятагана, как тонущий за спасательный круг. И сразу стало легче дышать, и с каждым новым вздохом сначала зажглась, а потом принялась разрастаться и заполнять собой каждую клеточку мозга первобытная ярость. Затем перехлестывать. Она погасила все остальные эмоции и ощущения, осталась лишь красная пелена, которая заволакивала и заволакивала поле зрения.

И дикое чувство, граничащее с безумием, когда хочется убивать все и всех, невзирая на их вину или невиновность, только потому что повстречались на пути.

Амок — вот правильное определение такого состояния.

Одновременно с бурей в душе присутствовало и какое-то ленивое осознание, что это кинжал вливал и вливал в меня дополнительные силы. Именно они позволяли сопротивляться страху и ужасу, замещая, побеждать их. А изогнутое лезвие, казалось, после многочасовой борьбы, наконец-то с шелестом покинуло ножны. Левая рука в древней перчатке сжилась в кулак, загребла землю вместе с травой. Злорадная предвкушающая мысль породила такую же усмешку — наследием Иммерса отобью любое заклятье в сторону урода. И пусть он борется сам с собой.

Мешанина мыслей. Одна часть боялась, вторая жаждала убивать и прикидывала как это сделать, а третья понимала, что сейчас со мной справится даже малолетний ребенок. Легкий тычок в бок, падение, и вряд ли найду сил, чтобы подняться. Любое сопротивление вело здесь к поражению. Это аксиома, постулат. Но… Внутренняя ярость была намного, намного сильнее рационального — «покорись, склонись», и сразу станет легче. Не дождетесь, суки! Наоборот, отрежу, оторву еще одну рогатую башку!

Вижу цель, и плевать на препятствия.

Грохот, как от грозового фронта почти оглушил, в звуке с трудом разобрал:

— Хорошо, человек, да будет так!

Неожиданно давление пропало, а сам гигант ощерил пасть с акульими зубами в явно благодушной ухмылке. Хотя что мне известно о мимике чудовищ? Вот-вот.

— Я доволен. Действительно, тебя стоит запомнить. Но в следующий раз дерзость такого порядка не останется безнаказанной. Всегда помни с кем ты говоришь, и кто перед тобой!

С трудом поднялся на ноги. В голове пульс ударами кузнечного молота разгонял по углам любые мысли, единственное, что радовало, он потихоньку затихал. Провел по лицу рукой в печатке, и засохшая кровь осыпалась трухой с щек и подбородка. Ощущение, что противодействие чужой, чуждой воле длилось не один час. А еще вся одежда насквозь была мокрой от пота.

Нормально прилетело.

И чем мне удалось задеть чувство собственной важности Оринуса? Где проехался по нему ржавыми траками стотонного древнего танка? Непонятно. И в чем заключалась «дерзость»? Черт его знает! Вывод, осторожней нужно быть и аккуратней, а то действительно на ровном месте дадут прозвище Мертвый Глэрд Убийца Камнеголовых, ключевое слово в таком позывном первое. Вновь выругался. Действительно, какая мне разница, как называла меня эта тварь? «Человек»? «Разумный»? «Пришелец со звезд»? Хоть горошком, главное, чтобы в печь не сажала.

И вообще, какого Дьявола я отрыл рот?

Вновь осознал ущербность этого тела, когда ты не контролируешь количество впрыскиваемых в кровеносную систему различных веществ и гормонов, а еще что не можешь, при необходимости очистить ее от их присутствия. Мало того, у тебя отсутствует диагност, необходимый для четкого понимания происходящих в организме процессов.

Слишком для меня нехарактерное поведение.

— Что ж, смертный, теперь ты можешь говорить смело, а главное по праву, что твое имя знают и боги. А это очень, очень многое значит. Мне понравились твои последние дары! И видит Бездна и Великое Ничто, я желал получить именно эти жалкие мерзкие души! И теперь они познают всю ту скорбь, какую познал я, когда те отравляли мою сущность недостойными подношениями! Оскорбляющими! И пусть теперь они страдают век и безмерно!

— Пусть, — согласился я.

А так, единорог вел себя как маленькая избалованная девочка — здесь обидели, тут оскорбили, там неправильно сказали. Впрочем мое одобрение оратору не требовалось, он продолжал вещать:

— Жалкие бессильные дети, которые сами едва цеплялись за жизнь, такие же беззащитные девки и слабые хуманы, все они умирали в мучениях на моих алтарях… И этим аскам казалось, будто именно мне такое нравится. Я — воин, повергший Огнеголового Змея, поразивший Ткачиху Грез, убивший Туманного Волка и многих, многих великих чудовищ. Превращавший армии других богов в пепел и пыль, как и убивал самих их, или придумывал нечто хуже. Тот же Дисс Повелитель Праха был обращен мною в лед, скрыт под ним, но остался жив… Я сжигал легионы Хаоса, срубил голову не одному генералу Тьмы… Бабы, дети… Плевок! — из багряных глаз вырвалось такое же пламя, — Это плевок в меня! Да, верно! Нет ничего лучше, уж поверь, чем наслаждаться криками боли своего кровного врага, и это я тоже умею делать! Заставлял плакать и молить! Ломать их волю! Заставлять перед смертью склоняться и покоряться. Но для того, чтобы занять место в моей пыточной, нужно быть хотя бы равным по силе мне. Выходит, что Туанис Повелитель Мертвых тождественен безродному слепому щенку, появившемуся на свет вчера? Кто такая Властительница Разлома, повелевающая силами Бездны, и кто та дурочка, у которой просто недавно пошла первая кровь и которая не успела познать даже мужчину?

Я молчал. Запоминал не только пламенную речь древнего божества, но и вспыхивающие на стеле колдовские символы. Их порядок. Подозревал, что спич — всего лишь желание Оринуса надавить на эмоции, показать, что, мол, он не людоед, а жертва обстоятельств. Ну-ну… Всегда есть варианты, и если уж совсем невыносимо смотреть на мир, и ты устал бороться, то можно совершить харакири.

Ты выбираешь сам.

По каменному монументу вновь пробежали фиолетовые огни, складываясь в причудливые символы. И чем больше смотрел на них, тем сильнее накрывало желание обязательно раздобыть нечто донельзя разрушительное, типа взрывчатки, какую использовал лэрг, и попробовать подорвать чертов реликт. Или воткнуть родовой клинок в центр стелы…

Прогоняя самоубийственное наваждение, даже головой встряхнул.

Уж, не Кронос или Дисс пытались повлиять на меня через кинжал? Повелитель Праха, благоволивший некоторым родам, если брать за истину, что именно он посещал отца Амелии перед передачей мне дара Росомах, далеко не так бездеятелен и скован, как следовало из пламенной речи Оринуса, победителя всего и вся.

Проклятые боги, проклятая магия. Везде засада.

Вложил ятаган в ножны. Задумался, прикидывая уже холодным разумом гипотетические варианты как уронить стелу. Разминка для мозга. И