Ястреб халифа - Ксения Медведевич

В конце концов, у нерегиля могло хватить уважения к своему повелителю и к собранию, чтобы задать вопрос на ашшари. Но не хватило. Это мне за последний выезд и дракона, подумал Аммар. Ну какое же злопамятное создание.

Ханид тем временем перевел:

– Тарик спросил, откуда Араган узнал про оставшихся в живых троих Мугисов и про место, где они скрывались.

Аммар медленно кивнул. Злопамятный-то злопамятный, но умный – этого не отнимешь.

Кочевник начал говорить – медленно, осторожно взвешивая каждое слово:

– Я ничего не узнавал, – так же медленно и осторожно переводил Ханид, – все узнал мой благословенный отец Эсен-хан. Отец часто общался с Тенгри и духами, и ему было открыто многое. Он видел, если кто-то таит злобу и лелеет планы мести. Злоба и ярость Мугисов поднимались для него, как дым от костра в степи, – издалека видно.

Тарик опять что-то пролаял на наречии кочевников.

– Он спросил, почему именно Мугисы? Почему не Тамим? Не Бармакиды? – срывающимся от страха голоском пискнул Ханид.

Ого, подумал про себя Аммар. Без году неделя в аш-Шарийа, а какая осведомленность. Тамим были несправедливо истреблены после несправедливой казни своего главы. Отец опасался мести за гибель благородного и – тут Аммар был с собой честен – ни в чем не повинного старого Хусейна. А вот Бармакидов перебили за разврат и нечестие Джафара ибн Бармака: тот не нашел ничего лучшего, чем навещать по ночам покои Аббасы, сестры халифа Мухаммада, отца халифа Амира, отца Аммара. Аббаса прижила от любовника двоих детей, причем мальчиков. Когда непотребства в хариме халифа вскрылись и вышли наружу, ярость эмира верующих трудно было утишить казнью одного Джафара. Халиф опасался, что племянники станут угрозой для старшего сына, – и приказал сжечь незаконнорожденный приплод Аббасы в печи. Саму же Аббасу он приказал заколотить в деревянный ящик и утопить в Тиджре. А Бармакидов схватили и умертвили – кого распяли на мосту, кого четвертовали. Женщин и детей, как водится, продали бедуинам и хозяевам певиц и лютнисток.

Не успели все эти мысли пронестись в голове Аммара, как хан Араган закончил обдумывать свой ответ. Джунгар поднял голову и сказал:

– Мой благословенный отец выбрал Мугисов, потому что ему было слово от Тенгри. Халифу аш-Шарийа суждено погибнуть от руки женщины этого рода.

Это перевел Аммару Тарик – потому что Ханид зажал уши ладонями и хлопнулся в обморок.

Аммар бестрепетно встретил взгляд холодных серых глаз нерегиля. И мысленно проговорил: «Ну что, будешь еще шипеть на меня за то дело? Теперь ты понимаешь, почему я велел уничтожить их всех до одной – до последней проданной в лютнистки девки? То-то. Ты в аш-Шарийа, Тарик. Привыкай».

Из рассказов о славных деяниях и хроник:

Известно, что Тарика аль-Мансура называли Ястребом Халифа, и среди почетных прозвищ аль-Мансура этот лякаб был самым знаменитым, и его повторяли и знали все, от мала до велика.

Через достойных и уважаемых мужей передают, что прозвище аль-Мансур получил от самого эмира верующих. Вот как это произошло.

Однажды к халифу пришел сановник и прочел стихи с просьбой пожаловать ему ловчего ястреба. Там были такие строки об охоте с хищной птицей: «И пусть на рассвете скованный истребит свободных»[27]. Эмиру верующих стихи пришлись по нраву, и он приказал принести сановнику ястреба.

А в то время в землях рода Бени Умейя вспыхнул мятеж, и в ар-Русафа смутьяны набирали войско и укрепляли древние стены Куртубы и Исбильи, а в масджид края проповедовали: мол, халиф отпал от истинной веры и пути его перестали быть прямыми, ибо он взял на службу неверного, и более чем неверного – сумеречника, и отдал тому на растерзание правоверных. А ведь Али учил: да не будет над верующим стоять в начальниках зиммий, неверующий, да не будет позволено зиммиям ездить верхом на чистокровных конях, а лишь на ослах и на мулах, и да носят они желтые тюрбаны, а рабы их – желтые с черным заплаты на одеждах. А халиф Аммар, кричали эти безумцы, не только посадил бледномордое отродье шайтана на прекрасного ашшаритского коня, но и дал тому власть наступать на шеи правоверным, утверждать над ними свою неверную языческую волю и предавать их смерти. А ведь хадис говорит: «Если халиф и правитель области в душе помышляют, совершить ли им справедливость, Всевышний принесет благословение этой стране в пропитании людей, в торговле на базарах, в молоке животных, в посевах и земледелии и во всех вещах. А если цари и правители в душе размышляют, совершить насилие и притеснение или же сами совершают несправедливость, Всевышний принесет несчастья и неблагополучие в корме животных, торговле на базарах, и в молоке животных, и в посевах земледельцев, и во всех вещах».

И так случилось, что гонцы принесли эти дурные вести – и тут в шатер халифа доставили охотничьего ястреба, дабы эмир верующих передал птицу в дар своему слуге.

Тарик аль-Мансур сидел в собрании вместе со всеми и, узнав о том, как поносят его Умейяды, пришел в ярость и потребовал немедленно отпустить его в поход. А халиф рассмеялся и ответил:

– Ты кричишь прямо как эта птица. Смотри, как она разевает клюв и звенит колокольчиками на лапах. Но умерь свой пыл – я скоро отвяжу тебе должик.

И халиф Аммар приказал изготовить для Тарика знамя: белый длинный стяг, на котором было выведено: «Ястреб халифа». Буквы вязи причудливо располагались так, что люди видели на знамени силуэт сидящего ястреба – крылья сложены, клювастая голова гордо поднята, когтистые лапы крепко вцепились в ветку.

И халиф напутствовал аль-Мансура такими словами: – Лети в ар-Русафа, о Тарик, и прочти Бени Умейя бейт древнего поэта: «Кто не умнеет от щедрого дара, того исправляет суровая кара».[28]

И Тарик поднял южан и отправился в поход.

Ибн Маккари, «История Аббасидов».

…Над персиковыми садами жужжали осы и оглушительно звенели цикады. От усыпанных плодами веток дорогу отделяли неглубокие, но широкие – в четыре локтя – рвы. В этих канавах земля уже потрескалась, а трава высохла до жесткой белесой щетины. На горизонте пологие перекаты равнины Альмерийа замыкались песчано-серым очерком горных отрогов.

К вечеру в канавы пустят воду, отведенную из реки: берущий начало в горах поток разливался, питая рисовые и пшеничные поля, виноградники, оливковые рощи, персиковые и апельсиновые сады долины. И конечно, саму Альмерийа, город Принцессы. Рассказывали, что город прозвали так еще много веков назад, чуть ли не во времена Али. Вроде как старший сын Умейяда, славный Сахль, привез из похода на неверный Ауранн принцессу-сумеречницу. Еще говорили, что Сахль подарил ей крепость на скале над рекой – чтобы женщина смотрелась в зеркало вод и не скучала.