Фокусник - Жан-Марк Сувира

Лекюийе уже не способен здраво размышлять. Он возвращается в машину, снова сверяется с расписанием и едет по первому послеобеденному вызову. Глядя на часы на приборной панели, он понимает, что минут на пятнадцать опоздает. Остаток дня он снова проводит на автопилоте. Ему еще предстоит отправиться к Да Сильве, передать ему деньги и взять новый список заказов. Давление в скороварке по имени Лекюийе высоко, как никогда, а все выходы для пара перекрыты, крышку закрутили сверх всякой меры.

По двум последним адресам он пробивается через ужасные пробки, возникшие из-за дождя. Лекюийе уже готов вот-вот взорваться. Чувствуя это, клиенты не рискуют вступать с ним в беседу. В тот момент когда он наконец собирается отправиться к Да Сильве, поднимается ветер. «Это всего лишь испытание», — внезапно говорит он себе. Он немного беспокоится, потому что демоны больше не дают о себе знать. Как будто их никогда и не было в помине. Их молчание объясняется его поведением с мальчиком с улицы д’Аврон на автобусной остановке. Им оно не понравилось. Очень не понравилось. Они таким образом намекают ему на это.

Лекюийе застрял в пробке и не знает, как из нее выбраться. Он делает над собой усилие, чтобы смириться с обстоятельствами и успокоиться. Само собой, в машине он ведет себя как маленький человек, задавленный жизнью, а это так утомительно. Ведь здесь никого нет, кто мог бы его увидеть. Он вспоминает, что в машине есть радио. Включает канал «Франс инфо». Передают прогноз погоды, потом сообщают о дорожной обстановке. Из их информации следует, что дожди не прекратятся, а следовательно, и пробки тоже. Это раздражает Арно Лекюийе до крайней степени. По радио читают новости. Он уже не слушает. Он пытается выйти на связь с демонами. При этом ведет себя смиренно и покладисто. «Как мне вести себя и что говорить у Да Сильвы?» Молчание. Даже никакого «отвали», всегда являвшегося знаком их присутствия. Арно Лекюийе входит в офис, испытывая глубокое уныние, смешанное с невыразимым внутренним напряжением. Отец и сын переглядываются. В глазах отца читается: «Ну, что я тебе говорил? Я был прав»; в глазах сына: «Не торопись. Такое ощущение, что он не в своей тарелке. Посмотрим».

Луи Да Сильва пытается казаться веселым:

— Привет, Лекюийе. Ну, как дела?

Тот сначала не отвечает, он занят: достает счета и деньги. Но надо что-то сказать. Он думает о том, как бы свести на нет исходящую от него ненависть и попытаться выглядеть незначительным. Но это трудно, тем более что он встревожен отсутствием демонов. Он проговаривает тихо:

— День оказался трудным, а дождь только ухудшил ситуацию.

Он старается не смотреть в глаза отцу и сыну Да Сильва. В разговор вступает Жорж:

— Так чем был труден этот день?

«Черт побери, какое его собачье дело, этого придурка, чем да почему был труден этот день?» Лекюийе еле сдерживается, чтобы не закричать, он откровенно паникует, так как не любит вопросов, смахивающих на хорошо замаскированные допросы. В общем, когда он отвечает, ему нелегко придавать своему голосу нейтральное звучание:

— Бывают дни, когда все ладится, а бывают такие, когда все просто валится из рук. Сегодня уже с утра все не задалось. Вот приезжаю к клиенту, смотрю — а причину течи не удается обнаружить, к тому же все гайки заело намертво. Вроде бы ничего особенно плохого, но из-за всего этого опаздываешь.

Поскольку Да Сильва-младший никак не реагирует на его слова, Лекюийе заключает, что отговорка прозвучала вполне себе правдоподобно.

Теперь очередь отца продолжать беседу, задавать вопросы — на первый взгляд любезные, но Лекюийе-то чувствует, что они с подвохом.

— У тебя такое выражение лица… Что-нибудь случилось?

«Ну вот, старый лис начинает докапываться. Этого быть не может: они что-то подозревают. Однако я притворюсь божьим одуванчиком». Лекюийе еще раз взывает к своим демонам: «Помогите мне. Я больше не буду делать глупости». Напрасно. Лекюийе приходится выпутываться в одиночку. Старику Да Сильве кажется, что он слишком медлит с ответом.

— Ты слышишь? Я беспокоюсь о твоем здоровье.

Лекюийе кивает:

— Да-да, я слышал. Нет, я отлично себя чувствую. Может, немного простудился под этим дождем… На завтра есть вызовы?

Да Сильва-отец что-то невнятно бормочет и смотрит на сына, взгляд его говорит: «Что-то здесь не так, но я не знаю, что именно». Сын отвечает взглядом: «Ты прав. Но я тоже не могу понять».

Старик хватает очки, висящие на шнурке у него на животе, и водружает их себе на нос. Потом берет регистрационный журнал, открывает и, склонившись над ним, углубляется в чтение. При этом он морщит нос, чтобы очки не упали. Вынимает три листа, соединенных скрепкой:

— Вот держи, это ксерокопии записей о вызовах на ближайшие два дня. Возвращайся вечером в пятницу, сдашь наличность и заберешь заказы на следующую неделю.

Лекюийе почти вырывает бумаги из рук Да Сильвы-отца и проглядывает адреса, надеясь, что какой-нибудь из них даст ему возможность оказаться рядом с улицей д’Аврон. Ни одного. Все на западе Парижа. Он с трудом скрывает свою досаду. Ему не терпится уйти.

— Ну, я пошел? Мне нужно еще купить чего-нибудь съестного. Если я вам больше не нужен…

Он протягивает свою вялую руку Да Сильве и все той же походкой маленького смиренного человека выходит из магазина. Лекюийе чувствует, что в спину ему устремлены две пары глаз, и взгляды эти обжигают, словно лазерные лучи. Он спокойно садится в машину, включает поворотник, трогается.

Отец и сын Да Сильва несколько мгновений стоят без слов, через оконное стекло пристально наблюдая за удаляющейся машиной. Раздается телефонный звонок — и они оба вздрагивают. Сын снимает трубку и записывает вызов.

Когда он заканчивает разговор, отец коротко спрашивает:

— Ну и?

— У него действительно вид какой-то не такой. Что-то не так с этим парнем. Он как будто не хочет говорить, как будто слишком долго размышляет, прежде чем открыть рот. Что будем делать?

— Я не знаю. Но если у нас возникнет слишком много вопросов, в какой-то момент ему придется на них ответить.

— Почему бы нет. Но не забывай: когда я увидел этого типа в первый раз, в январе, он мне сразу пришелся не по душе, хотя понятно, что он настрадался в тюрьме. Но это ведь не первый бывший заключенный, работающий у нас.

Луи Да Сильва, прежде чем ответить, берет сигарету, прикуривает, затягивается.

— Да, я помню, и ты верно все подметил. Он работает у нас уже два месяца, и, честно говоря, нам не в чем его упрекнуть.

Сын только качает головой и продолжает:

— У меня была мысль позвонить клиентам, к которым он ходил в последние две недели, чтобы узнать, все ли в порядке. Но потом сообразил, что недовольные уже сами бы нам позвонили.

— Ты прав. Нет смысла это делать. Будь здесь, когда он в следующий раз приедет. И еще раз все обсудим.