Фокусник - Жан-Марк Сувира

Из-за дождя приходится значительно снизить скорость, и к себе он добирается лишь где-то без пятнадцати десять. Мистраль бесшумно входит в дом, целует уже спящих детей и потом отправляется к Кларе.

Она приготовила ему холодный ужин в гостиной. За едой он рассказывает ей о своей поездке. Она напоминает ему, что завтра на два дня уезжает в Грас, а девушка, присматривающая за детьми, на эти два дня поселится в их доме. Он совершенно забыл об этом. Клара хорошо знает Людовика и видит: он делает над собой усилие, чтобы хоть на время выкинуть из головы дело Фокусника. Понемногу ему это удается, разговор становится более непринужденным, Людовик постепенно расслабляется.

Арно Лекюийе охвачен мучительной страстью, и к тому же у него проявляются все признаки критического состояния, порожденного страхом. Голова просто лопается от мыслей о мальчике с улицы д’Аврон, а он даже не знает, когда теперь сможет вернуться в тот квартал. Демоны пытаются успокоить его, подсказывая: «У тебя есть две возможности разыскать мальчика — во время обеденного перерыва и после шести вечера». Лекюийе более или менее успокаивается.

Он завел привычку, прежде чем подняться к себе, заглядывать в почтовый ящик. Боится пропустить повестку от психиатра или судьи по исполнению наказаний. Сегодня вечером никаких писем нет. «Тем лучше, — говорит он себе, — обойдемся без незапланированных встреч с этими придурками».

И все же Лекюийе не удается расслабиться. Он одержим предвкушением предстоящей охоты. Теперь он знает, что будет делать дальше: быстренько проглотит свой ужин и ринется в палатку с коллекцией в руках, зная, что в противном случае рискует окончательно сойти с ума.

А еще Арно Лекюийе зол, потому что предчувствует надвигающиеся неприятности. Их сулит сеанс у психиатра. Этот дурень, похоже, намерен досконально разобраться с его жизнью, поговорить обо всех его проблемах, о детстве. Он забрал себе тюремное досье, надеясь нарыть там интересующую его информацию. В тюрьме Лекюийе было легко дурачить психиатров. Во-первых, им всем совершенно не было до него никакого дела, а во-вторых, единственное его занятие состояло в том, чтобы помнить и не выходить за рамки сочиненной им легенды своей жизни. А теперь его голова чем только не забита. Прежде всего он одержим желанием пополнить свою коллекцию. Затем ему нужно вести себя крайне осмотрительно с отцом и сыном Да Сильва, с клиентами, с людьми на улице, следить за тем, как он водит машину, быть начеку в беседах с судьей и психиатром. Слишком много всего надо контролировать, поэтому прежняя тактика, неплохо прокатывавшая на приеме, уже не годится. Демоны успокаивают его: «Не забывай: твои сеансы каждый раз длятся не более пятнадцати минут. Возьми ручку и бумагу и попытайся изложить то, что рассказывал тюремным психиатрам. Когда запишешь все основное, продолжай, сбрасывай балласт — и выкрутишься. Как бы там ни было, ты ведь не на всю жизнь тут останешься».

Лекюийе с облегчением вздыхает. Как хорошо, что демоны здесь, хотя иногда и докучают ему. Он спрашивает себя, что бы с ним было без них.

В общем, он садится ужинать перед телевизором в гораздо более спокойном состоянии духа. Передают новости. Он смотрит репортажи о многочисленных катастрофах, ежедневно обрушивающихся на мир. Его это абсолютно не трогает. Он относит грязную посуду на кухню. И обнаруживает, что кухня снова успела превратиться в настоящую помойку. На протяжении часа он моет посуду и выносит мешки с мусором. Это максимум, на что он способен. Он спешит в свою комнату, ему жарко, он ощущает тяжесть под ложечкой, никак не желающую рассасываться. Лекюийе забивается в свою палатку с коллекцией в руках, внимательно разглядывает ее, потом, прикрывая глаза, трогает кончиками пальцев страницы. Через мгновение он уже перестает сознавать, где находится, кочуя между фантазиями и реальностью. Он слышит голоса: «Как ты это делаешь, дядя?» Слышит крики, хрипы — потом тишину. Он останется в своей палатке до поздней ночи или до раннего утра. Как получится. Потом выйдет оттуда измученный, ляжет на постель и, обессиленный, уснет.

Лекюийе инстинктивно просыпается в половине седьмого. Он изнемогает и совсем не ощущает связи с окружающим миром, что и понятно после перенесенных накануне волнений, усугубленных ночными кошмарами. Более получаса требуется ему на то, чтобы осознать, где он находится. Наконец он встает, отправляется под душ, одевается, как и каждое утро, сует свою отвертку, переделанную в смертельное оружие, в рукав, на уровне правого предплечья, и выходит из дому. Идет он в кафе, где уже привык завтракать. На улице холодно и серо. Он поднимает воротник куртки и засовывает руки в карманы. Пальцы нечаянно нащупывают всякие вещицы, помогающие ему привлекать свои жертвы. По телу проходит сладостная дрожь. Сегодня утром у него немного больше времени, чем обычно: визит к первому клиенту, проживающему в десяти минутах от улицы Бют-о-Кай, назначен на девять часов. Продавец газет, как обычно, вывесил первую страницу «Паризьен» на стеклянной двери магазина.

Он проходит чуть дальше и заглядывает в бар. Все те же завсегдатаи за стойкой, они как будто никуда и не уходили. Он садится на красный молескиновый диванчик и заказывает двойной кофе с круассанами. Прежде чем выпить его, заглатывает сахар, а бармен за стойкой поясняет с ухмылкой посетителям:

— Еще один оригинал.

Покончив с завтраком, он, подобно любому среднестатистическому клиенту бара, остается сидеть, тупо уставившись в экран телевизора на стене: там показывают спорт.

Наконец маленький человек выходит на улицу и видит женщину, сидящую на земле, точнее — на своей сумке, между кафе и книжным магазином. Явно бездомная, уже немолодая. Она одета во все черное, лицо сверх меры размалевано, волосы покрашены в черный и белый цвета — создается такое впечатление, будто на голове у нее шахматная доска из четырех квадратов. На кончике носа сидят черные очки, она курит, разговаривая сама с собой, ругает кого-то невидимого и оглушительно смеется как безумная. Голос у нее совсем осип от курева, выпивки и разгульного образа жизни. Но она восседает на своем мешке как царица. Лекюийе никогда прежде ее не видел. Он невольно останавливается, пораженный этим зрелищем. Проходит пара минут — а он по-прежнему ни на сантиметр не сдвинулся с места. Женщина обрывает свои бредовые речи и, почувствовав на себе чей-то взгляд, оборачивается и смотрит на маленького человека. Поначалу ей кажется, что он только что вышел из бара и собирается подать ей монету. Но нет. Удивленная, она глядит на него внимательнее, рассматривает этого маленького человека, стоящего перед ней, спрятав руки в карманы теплой куртки с поднятым воротником. В тумане своего сознания она видит лишь его глаза и тут же принимается вопить сиплым голосом:

— Дьявол! Дьявол!

Лекюийе понимает, что она говорит о нем, и решает ретироваться, не дожидаясь продолжения. Он делает один шаг — и женщина кричит что есть мочи:

— Не подходи ко мне! Не подходи ко мне!

Лекюийе пересекает улицу, проскользнув меж двух припаркованных машин, и оказывается на противоположном тротуаре. Женщина продолжает орать: