Проснись, Рапунцель - Катти Карпо
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Поразительное событие. Мать впервые куда-то сопровождала дочь. В глубине души Даня была безумно счастлива, словно это была прогулка в кино или парк развлечений. Вечное равнодушие, а тут мама совсем рядом, на соседнем стуле, стискивает в кулаке уведомление о явке и напряженно прикусывает нижнюю губу. Пришла сюда ради нее. Ради Дани.
В ожидании своей очереди Даня разглядывала людей вокруг – детей и их родителей. Кто-то тихонько ругался, в очередной раз отчитывая свое чадо за провинность, кто-то тяжело вздыхал, а кто-то, окидывая яростным взором наполненный холл, готовился вылить тонну словесной грязи на членов комиссии, которые «несправедливо вызвали невинного ребенка на ковер и, мать-перемать их, оторвали безумно занятых родителей от работы из-за каких-то пустяков».
С другой стороны от Дани сидела женщина. От нее пахло очень знакомо. Пирушка накануне. Ничего сверхъестественного. Вот только выглядела она отвратно. Такая опухшая, будто закон тяготения действовал исключительно на ее кожу и тянул вниз с силой, как сырое тесто. Под глазами залегли синяки, а глазные яблоки были исчерчены мелкой красноватой паутинкой – лопнувшие сосуды.
Даня покосилась на Ирину. Удивительнейшее дело. Вчера мать выдула полбутылки водки, но это никак не отразилось на ее внешности. Ее тело обладало поистине поразительнейшими способностями. Сколько бы она ни принимала накануне, похмелье отражалось лишь на ее внутреннем состоянии. Снаружи она выглядела такой же бледненькой и милой. В больших глазах продолжала оставаться ясность. Губы, руки и остальное не дрожали. Обличающий запах загадочным образом выветривался. Оставалась лишь хрупкая привлекательная женщина. Аккуратно причесанная, одетая по моде, но безумно грустная и усталая.
Поймав пару сочувственных взглядов, направленных на Ирину, Даня представила, как она и мама смотрятся со стороны. Взъерошенная живая девчонка, с любопытством вертящая головой, и тихая прелестная мать с поникшими плечами – утомленная и словно придавленная тяжестью невзгод жизни.
«Бедняжка».
«Как же можно так позорить маму?»
«Никакой благодарности от этих детей».
Эти мысли легко читались во взглядах. Когда подошла их очередь, Даня уже пребывала в состоянии крайней настороженности, ожидая подвоха от всех и каждого.
Комиссия состояла из одних женщин. Они располагались за длинным столом, стоящим на возвышении. Та, что сидела посередине, походила на мопса. Округлое лицо, глубоко залегшие складки под глазами и перекошенные губы, создававшие впечатление того, что она брезгует находиться не только рядом с окружающими, но и испытывает брезгливость к самой себе. Остальные женщины выглядели более дружелюбными. Некоторые сидели в форме. Даня узнала форму полиции и прокуратуры.
При беседе Ирина вела себя очень тихо. Едва слышно отвечала на вопросы, плавно кивала, соглашаясь со всем и принимая советы, мягко улыбалась. Даня без утайки рассказала, как к ней попала сигарета, и в ответ получила короткую лекцию о вреде курения и необходимости быть более ответственной. Маме выдали какой-то документ, пояснив, что это не штраф, а всего лишь предупреждение – в целях профилактики совершения дальнейших правонарушений. Потом Ирину попросили выйти, чтобы комиссия могла еще немного пообщаться с Даниэлой.
– Не подводи свою маму, – мягко посоветовала ей пухленькая женщина, сидящая справа от мопса-председателя. – Она ведь тебе добра желает.
Даня равнодушно кивнула. Ее захватила мысль о том, что домой они тоже пойдут вместе – мама будет идти рядом с ней. Может, даже что-нибудь ей скажет. И в магазин надо тоже зайти. Молоко кончилось. А вчера она вообще отказалась от порции тушеной капусты в пользу голодного Кирилла.
И тут в голове у Дани что-то щелкнуло.
– Родители тоже не должны подводить детей?
В зале воцарилась тишина.
– Конечно, – осторожно согласилась женщина-мопс. Несмотря на внешность, у нее был очень приятный голос. – Если родители заставляют страдать своих детей, то это уже проблема совершенно иного рода.
– И что тогда будет?
– У таких родителей мы забираем детей. Для их же пользы.
– Всех?
– Всех? – недоуменно повторила за ней женщина.
– Братьев? И сестер?
– Да.
На лицах членов комиссии начало вырисовываться беспокойство.
– А что?..
– Можно я пойду? – Даня встала и вопросительно уставилась на председателя.
Женщина, нахмурившись, покосилась на коллег и неуверенно кивнула.
– До свидания.
Даня направилась к выходу.
– Даниэла!
Вцепившись в ручку двери, девочка медленно обернулась. Молодая женщина, одетая в прокурорскую форму, встала со своего места и, уперев ладони в поверхность стола, напряженно смотрела на нее.
– Мама обижает вас? Тебя и твоих братьев?
Стоит ли сказать? Рассказать все этой миловидной тетеньке в светло-голубой рубашке с погонами. Рассказать…
– Нет. – Даня приоткрыла дверь. – До свидания.
На обратном пути Ирина не произнесла ни слова. И они так и не наведались в магазин.
А вечером Даня зашла на кухню, когда Ирина что-то нарезала. Огурец распадался под ее ножом тонкими прозрачными полосками, а на разделочной доске оставались глубокие порезы.
Перемену в настроении матери Даня не различила. Та всегда была мрачной и замкнутой. Просто в какой-то миг ее переклинило. Даня заметила какое-то движение и, инстинктивно отпрянув, врезалась в стул и повалилась на пол. А Ирина над ее головой еще раз взмахнула ножом, разрезая воздух.
– Это все ты… – В глазах матери была ярость. Копившаяся годами и внезапно выплеснувшаяся от одного взгляда на дочь. – Из-за тебя… – Она присела, прижимая рукоять ножа к животу. Выбившиеся из култышки волосы в беспорядке мотались по ее лицу. – А тебя… Тебя он любил…
– Мама…
Первый удар Даня даже не почувствовала. Так и сидела, вытянув ноги и в замешательстве наблюдая, как из раны на ее левой голени начинает сочиться кровь. Ирина подползла ближе. И, всхлипывая, вновь полоснула ножом. Даня притянула колени к груди и привались к дверце под мойкой. Нож полоснул по левому бедру, а затем еще раз ниже колена.
– Мама! Мама…
– Ненавижу тебя! Падаль!
На кухню прибежал Кирилл. В этом году он пошел в первый класс.
– Мама!!
Ирина с диким видом глянула на сына. Опомнившись, она выронила нож и, зарыдав, рухнула лицом на плиты пола.
– Надо в больницу, – скулил Кирилл, дрожащими руками касаясь Даниного плеча. – В… больницу…
А Даня все смотрела на нож на полу. И кровь. Отчего-то болью отзывался позвоночник.
Она отползла за дверь, оставив за собой яркий красный след на светлых плитках, и привалилась спиной к стене на пороге кухни. От боли из глаз беспрестанно катились слезы. Возможно, она даже за раз выплачет весь причитающийся ей за всю жизнь