Босс для Золушки - Алёна Амурская

С перепугу моё сердце уходит в пятки.

Вижу в щель, как фигура неизвестного медленно направляется к двери детской спальни. Господи, это точно новая попытка похищения! Третья по счету… и в дом проникла явно не какая-то подставная алкоголичка, а мужчина. Снова боевой очкарик?

Первый порыв — нашептать об этом боссу, который так и висит на прямой связи, спеша домой и яростно переговариваясь с кем-то. В трубке шуршит отдаленно-фоновый бубнеж. Но вдруг мой шепот услышит похититель?

Его тень застыла у запертой мною двери. Он пару мгновений роется в карманах и начинает ковыряться в замке. Наверное, отмычкой.

Господи, что же делать?.. Нельзя, чтобы он добрался до детей… Пока Царевичев доедет, этот псих что угодно может сотворить с ними!

Надо действовать. Хоть что-нибудь сделать. Отвлечь или ударить, и плевать на последствия! Ведь там, за дверью, не только Костя. Там моя Настюша, маленькая и беззащитная!

Когда адреналин несётся по телу обжигающей лавой, у каждой женщины с ребенком в голове происходит глобальная и молниеносная битва двух инстинктов. Не на жизнь, а на смерть материнский инстинкт сражается с инстинктом самосохранения… и обычно побеждает его.

Да, у меня ещё нет собственного ребёнка. Но после того, как мама умерла, я настолько привыкла заботиться о маленькой сестрёнке именно с материнской позиции, что природа позаботилась обо всем сама. Она включила мне нужный инстинкт раньше времени…

И теперь этот инстинкт действует за меня сам.

Руки уверенно хватают единственный предмет во всей подсобке, которым хоть как-то можно остановить страшного ночного вторженца. Увесистый керамический горшок с кактусом. Затем ноги сами выносят меня в коридор, и послушное тело двигается удивительно бесшумно. Без единой толики сомнения я размахиваюсь и со всей дури обрушиваю горшок на голову мужчины.

В последний момент он что-то чувствует и успевает обернуться. Но делает себе только хуже: разбившийся о его лоб горшок рассыпается по лицу и глазам грязной массой ломаной керамики и земли. Заключительным штрихом кактус впечатывается ему в правую щеку здоровенными острыми колючками. А я отскакиваю на несколько шагов назад с расширенными глазами, задыхаясь от волнения.

Это он! Тот самый очкарик, который напал на нас с Костей в парке! Сейчас он без очков, но я узнаю его по кривой линии крепко сжатого рта и сильно оттопыренным ушам.

Вопреки моей надежде, сознания он не теряет. Отчаянно матерясь, трёт грязное лицо руками в попытке очистить глаза от мусора и шипит от боли. Кактус шмякается на пол, а острые обломки шипов торчат из щеки, как у дикобраза.

На меня накатывает какой то ступор. Топчусь на месте, не зная, то ли бежать, то ли поискать ещё какое-нибудь импровизированное оружие. Тем временем недоочкарик наконец восстанавливает зрение и впивается в меня бешеным взглядом покрасневших глаз.

— Ты меня достала, овца тупорылая! Чё ты везде суешься! А ну, иди сюда…!

Он делает агрессивный рывок в мою сторону, но я уже со всех ног мчусь по коридору прочь… и дальше, вниз по лестнице… к распахнутой входной двери, за которой плещется страшная тихая полночь.

Мечущийся по сторонам взгляд улавливает какие-то отдельные детали происходящей в доме трагедии: неподвижное тело домработницы, лежащей на полу возле дверного коврика… трубка домофона, валяющаяся неподалеку от ее руки… И несколько темных пятен на светлой плитке за порогом. Они отливают тревожно-красным цветом под тусклым лучом фонаря над крыльцом.

По ступенькам крыльца я даже не бегу, а фактически скатываюсь, не чуя под собой ног. В ушах гремят тяжёлые шаги моего преследователя.

Бух!

Со всего размаху врезаюсь в чьё-то тело, медленно бредущее в темноте. Слышу полустон-полукряхтение, а затем мужской голос как-то странно, будто заплетающимся со сна или спьяну языком произносит:

— Ека…те… рина… Николаев… на… вы в поряд… ке..?

Кажется, это один из ночных охранников. Я с силой хватаю его за руку, чтобы взмолиться о помощи… и с ужасом чувствую, как от моего толчка он заваливается в сторону. Как будто не может удержаться на ногах. И, словно в кошмарном сне, с треском падает в куст декоративного можжевельника.

Что происходит?! Почему хваленая охрана Короленко ведёт себя так, будто весь вечер бухала в будке и очнулась только сейчас?

Но гадать об этом некогда. Бегу дальше к воротам, а там меня поджидает ещё одно испытание для нервов. Со стороны ограды из темноты навстречу еле-еле хромает старый эрдельтерьер. При каждом движении он жалобно поскуливает и припадает на заднюю лапу.

— Потерпи, милый, потерпи… — шепчу я, задыхаясь от бега. — Артём-Артём, ну где же ты..?

Я успеваю выскочить за ворота и сразу же спотыкаюсь о какую-то твердую толстую палку. Нога подворачивается, а меня по инерции несёт вперёд, по дуговой траектории падения.

— Ой-й… блин… — сквозь стиснутые зубы у меня вырывается сдавленное шипение. Кожу на ободранных коленках саднит от боли.

Тяжёлые шаги за моей спиной замедляют ход.

— Попалась, — удовлетворённо выдыхает преследователь.

Я тупо смотрю на него снизу вверх. В груди колет от тяжёлого дыхания. Левая нога дико ноет и пульсирует. Кажется, повреждена щиколотка… И у меня просто нет энергии просить о пощаде или обрушиваться с холостыми угрозами о том, что здесь скоро будет мой босс со своими людьми.

«Очкарик» без очков наклоняется и подбирает с земли ту самую роковую палку, о которую я споткнулась. Только это никакая не палка. Это костыль… точнее, один из костылей, что валяются в отдалении перед воротами… вместе с цветастым платком а-ля советская бабушка и рыхлой грудой какой-то вязаной одежды, вроде шали с бахромой.

— Ну всё, овечка моя, игры закончились! — заявляет он. И сразу же без предупреждения резко замахивается костылем над моей головой.

Я успеваю только крепко зажмуриться и сжаться в позе эмбриона на земле в ожидании неминуемого удара.

Но его нет.

Точнее, звук удара-то я слышу, но лично со мной ничего при этом не происходит. Зато отлично слышны какое-то пыхтение и возня…

Открывать глаза дико страшно. Я заставляю себя разжать веки через силу и сразу же отползаю со своей растянутой щиколоткой подальше, потому что мой враг сцепился с кем-то и катается по земле.

Я на них не смотрю. Спешу прямо так, на четвереньках, в сторону ворот, пока не утыкаюсь в шерсть вышедшего навстречу Люси. Так и сидим вдвоем — хромая собака и хромая девушка. Ждём.

Потасовка распадается в считанные секунды при первых же звуках лихо мчащихся к нам машин. Одна темная фигура изворачивается и пинком в живот отбрасывает вторую, после чего с реактивной скоростью растворяется во тьме между соседними домами.